Не бывает любви без скитанья, Небо плачет, но ты не реви: Посылает судьба испытанья Только тем, кто достоин любви…
Глава 8
Около двух часов ночи Вера Бережная попрощалась с артистами, сказав, что у нее была тяжелая командировка и она хотела бы отдохнуть. Ее пытались удержать, потому что, кроме шампанского, появились и другие напитки, праздник становился все веселее, но она отказалась.
Да и в самой артистической компании начались разброд и шатание, кто-то выходил курить на свежий воздух, кто-то выбегал в каюту, чтобы принести из мини-бара очередную бутылку. Вера поднялась на лифте, прошла по коридору и уже почти достигла двери своей каюты, как услышала неподалеку приглушенный разговор. Она замерла и прислушалась. Голоса доносились из-за двери одной из кают. Мужчина и женщина разговаривали негромко, слов было не разобрать. Пришлось сделать несколько шагов назад, чтобы определить дверь, за которой шла беседа.
Разговор был нервный. Но Веру удивило другое: она даже не догадывалась, что в этом отсеке путешествует еще кто-то, кроме Софьина, Скаудера и ее самой. А теперь получается, что здесь инкогнито направляется в Петербург какая-то пара и, судя по разгневанному тону женщины, можно предположить, что это семейная пара.
Женщина за стеной, очевидно, расхаживала по каюте, и, когда она приближалась к двери, можно было что-то разобрать.
— Ты меня достал! Понимаешь? Достал! Если я тебе сказала: далеко от меня не уходить, то…
— Но не могу же я всех бросить! Иначе все подумают…
Разговор перешел на повышенные тона, и можно было не напрягать слух, потому что и так все слышно было очень хорошо.
— Мне плевать на то, что подумают все. Кто такие все? Артисты твои? Так медведям в цирке тоже аплодируют, а кого заботит, что они о себе думают, эти медведи?
— Но…
— Молчи! Если хочешь выпить, то вон — открой бар и нажрись!
— Зачем ты так? Я не собираюсь напиваться. Да и ты могла бы со всеми вместе. Все только рады были бы…
— Слишком много чести!
Вера уже почти не сомневалась, кто за дверью. Женщина наверняка та самая Элеонора Робертовна Герберова, о которой она совсем недавно вспомнила. А мужчина? Кто-то из труппы? Скорее всего, кто-то из артистов. Но голос мужчины она вспомнить не могла.
— Хорошо! — вдруг почти примиряюще произнесла Герберова. — Я сейчас сама спущусь вниз. Уверяю тебя, что все веселье сразу прекратится. Прекращу эту пьянку. Каждый год вашему театру выделяются из бюджетных средств гранты, а вы их подобным образом прогуливаете!
— Да это Борис Борисович нас угощает!
— Чего ты мне вкручиваешь?! Уж я-то знаю его щедрость. Софьин — известный бизнесмен, он умеет считать деньги и не тратит их на всякую шушеру в отличие от доверчивого государства… Погодите, мой дорогой, сейчас спущусь и наведу порядок!
— Может, не надо тогда спускаться?
— А ты не указывай, что мне делать! Я просто спущусь, и когда ваши театральные потаскухи увидят меня во всем блеске моих брильянтов, когда они поймут, что мы существа разного мира… То есть это они существа, а я — человек из другого мира. Другого! Ты понял? Из мира, в который вам всем не попасть никогда!.. Давай возвращайся туда: не можем же мы с тобой под ручку появиться? Что про меня подумают?.. Погоди, помоги мне на шее застегнуть…
Вера поняла, что пора уходить. Вернее, пора возвращаться к веселой компании. Она добежала до лифта, спустилась, снова вошла в зал огромного ресторана, в котором, по замыслу Софьина, уже очень скоро будут проходить боксерские поединки. Только здесь кое-что уже изменилось. За время ее отсутствия все столы были сдвинуты в один большой, вокруг которого расселась вся труппа.
Увидев ее, навстречу поднялся Козленков и подвел к столу, усадив между Волковым и собою. Вера обвела взглядом собравшихся, чтобы узнать, кого не хватает, но тут же все радостно закричали и посмотрели на дверь. В зал вошел Артем Киреев с бутылкой виски в руке. Руку с бутылкой он победно вскинул над головой, и собравшиеся зааплодировали. Только старшее поколение не аплодировало.
Борис Адамович даже произнес недовольным тоном:
— Вас, молодой человек, только за смертью посылать!
Бутылка была выставлена на стол и тут же открыта. От Веры не укрылось, что, открывая бутылку, Артем цепким взглядом оглядел пространство вокруг себя, словно высматривая свободное место.
— Шампанское закончилось? — обратилась Вера к Алексею Козленкову.
— Да сколько угодно еще!
Перед ней поставили чистый бокал, а может быть, просто пустой, и наполнили его. Волков поднялся. Ручьев постучал вилкой по пустому бокалу, призывая к тишине. Разговоры и смех смолкли.
— Дамы и господа, — обратился народный артист к сидящим за столом. — Собратья и сосестры, уважаемый господин художественный руководитель и вы, мадемуазель, — Волков обернулся к Вере и склонил голову. — Без малого двести семьдесят лет назад мой предок и тезка Федор Волков в большом каменном амбаре, доставшемся ему вместе с фабриками и магазинами от покойного отчима — купца Полушкина, впервые в России публично представил свою постановку пьесы «Эфирь». Именно в тот день зародился русский театр, зародилось то актерское братство — единственная ценность, которой все мы обладаем сообща, потому что талант у каждого свой, данный богом, а братство у нас одно на всех!
