По настоянию Малкольма эту статью она написала одна.
Грейс считала данную публикацию – как и все остальные статьи – давно пройденным этапом, однако упоминание о ней кое-что говорило об Эндрю Тонере. Велика вероятность, что он вырос в ужасной семье.
Возможно, ему требовалось всего лишь разрешение порвать с какими-нибудь токсичными родственниками. Если так, то этот случай гораздо проще, чем у Бев, Хелен или бедных родителей парня, вскрывшего себе вены.
Блейдс знала это наверняка.
Вернув журнал записи пациентов в портфель, все еще разогретая ванной, она сбросила кимоно и направилась к стеклянным дверям, ведущим на террасу. Там выключила тусклую лампу, шагнула на выцветшие доски – и замерла, обнаженная и беззащитная, как новорожденный младенец.
Она стояла, впитывая успокаивающий рокот волн, накатывающих на берег, и их прощальный шелест, когда они пускались в обратный путь к Азии.
Вдруг что-то идущее от воды захлестнуло ее. Внезапный сгусток энергии… С Гавайев? Из Японии?
Грейс оставалась на террасе, пока это ощущение не прошло. Наконец она почувствовала, что у нее слипаются глаза, и вернулась в дом. Пора было уже проголодаться, но есть не хотелось. Она любила ложиться спать на голодный желудок. В этом у нее богатый опыт.
Разумеется, теперь голодный желудок можно было наполнить обильным завтраком. Жизнь приятна, когда ты сам себе хозяин.
Заперев стеклянные двери, врач легла в кровать, забралась под одеяло и натянула его на голову. И не забыла, как всегда, сунуть руку под пружину матраса, чтобы дотронуться до футляра из прочного черного пластика на ковре под кроватью. Он вселял в нее уверенность.
Дома она держала девятимиллиметровый «Глок», такой же, как у полиции. Незарегистрированный, в превосходном состоянии, как и пистолет 22-го калибра у нее в сумочке. Скорее всего, ни тот, ни другой ей никогда не понадобятся. Как и два револьвера «Смит-и-Вессон», которые она купила на выставке оружия в Неваде и спрятала в картотечном шкафу в своем кабинете.
Спокойной ночи, любимые орудия разрушения.
Свернувшись калачиком, Грейс сунула палец в рот и принялась жадно его сосать.
Глава 8
Она проснулась на рассвете, голодная, и через стеклянную дверь стала наблюдать за пеликаном, нырявшим в волны за своим завтраком. Вдоль линии прибоя бродили ржанки. Внимание Грейс привлекла черная точка, то появлявшаяся, то исчезавшая в волнах. Женщина встала, завернулась в желтое кимоно и вышла на террасу.
Устремив взгляд туда, где она в последний раз видела черную точку, Блейдс ждала. Вот опять, в нескольких ярдах к северу… Калифорнийский морской лев медленно плыл по волнам, время от времени ныряя на глубину. Красивый, благородный хищник.
Грейс немного полюбовалась им, а потом сварила кофе и выпила первую из трех чашек, пока делала себе яичницу из четырех яиц с сыром, генуэзской салями, вымоченными в воде сушеными белыми грибами и душистым луком. Намазав маслом две булочки, врач съела все до крошки. В половине восьмого она была уже на шоссе, не сдерживая «Астон Мартин» и готовясь к встречам с пациентами, которыми будет заполнен весь ее день.
Беверли, готовившаяся к свадьбе, была гораздо лучше одета и причесана, а также явно лучше владела собой, чем та молодая вдова с красными от слез глазами, которая впервые появилась в кабинете Блейдс. Тогда она вся дрожала и едва могла говорить. Сегодня утром ее глаза были ясными, и сердечность и ожидание перемежались в них со вспышками тайного жара – Грейс знала, что это признак вины.
Не слишком сложная задача: в тот момент, когда будущий муж должен получить свой официальный статус, бедняжка могла думать только о бывшем муже.
Когда Бев познакомилась с тридцатилетним пожарным Грегом из Портленда, он отличался невозмутимостью и непринужденностью человека, тело которого работает, как часы. А потом часы сломались.
Рак, отнявший у него жизнь, был той редкой формы, лекарства от которой не существовало. Беверли видела, как тает муж.
Кто мог винить ее за то, что она утратила надежду? Грейс потребовалось много времени, чтобы убедить эту милую, добрую молодую женщину, что понятие «будущее» для нее тоже имеет смысл. Теперь Бев собиралась предпринять вторую попытку, и это отлично!
– Я не боюсь, доктор Блейдс. Думаю, я просто… волнуюсь. Ладно, хотите честно? Я напугана до смерти.
– Значит, вы во всеоружии, – сказала психотерапевт.
– Прошу прощения?
– Если вы в ужасе, это совершенно понятно, Бев. Все, что слабее ужаса, можно расценивать как героизм.
Бев смотрела на собеседницу во все глаза.
– Вы не шутите?
– Нет.
На лице пациентки отразилось сомнение.
– Когда вы начали волноваться? – Грейс намеренно избегала слова «страх». Менять контекст – это ее работа.
– Пожалуй… недели две назад, – сказала Бев.
– По мере приближения свадьбы.
Кивок.
– А вы можете утверждать, что до этого в основном были счастливы? – продолжила расспросы доктор.
– Да, конечно.
– Конечно…
– Я выхожу за Брайана. Он замечательный человек.
– Но…
– Никаких «но», – сказала Беверли и расплакалась. – Я чувствую себя неверной женой! Как будто изменяю Грегу!
– Вы любили Грега. И, естественно, верны его памяти.
Клиентка всхлипнула.
– Для всех остальных Грег – просто память. Для вас – другой мужчина, – сказала врач.
Эти слова вызвали новый поток слез.
Грейс позволила Бев немного поплакать, а потом наклонилась к ней, вытерла ей платком глаза и сжала ее руку. Когда пациентка тяжело вздохнула, психотерапевт посадила ее в кресло, придав ей позу, которая заставляла расслабиться.
В вопросах исцеления начинает тело, а разум идет следом. Так сказал ей Малкольм. Один раз, но она запомнила.
Прием сработал: лицо Бев расслабилось. Слезы высохли.
Блейдс подарила ей самую ласковую улыбку, на которую только была способна. Клиентка улыбнулась ей в ответ.
Посторонний человек мог бы принять их за двух хорошеньких молодых женщин, непринужденно болтающих в красивой, ярко освещенной комнате.
– Грег вас очень любил, и поэтому одну вещь мы знаем точно, – сказала Грейс, дождавшись нужного момента.
– Какую? – Бев смотрела на нее затуманенными от слез глазами.
– Он хотел, чтобы вы были счастливы.
Молчание.
– Да, знаю, – наконец произнесла молодая вдова. Это прозвучало как признание.
– Но это по-прежнему вас беспокоит.
