Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
— Представляешь, — сказал он, придя из ресторана поздно вечером. Он зашел в ее комнату и сел на кровать, чего не делал уже много лет. Инга заметила, как он задумчив. — Меня сняли с должности в посольстве из-за доноса.
Кто-то утверждал, что я замешан в спекуляциях. Чушь какая! Я еле отмылся тогда. Старался не втягивать вас с мамой в эти проблемы. И только сегодня Прокофьев сказал мне, что тот донос написал Матвеев. Выходит, ты была права насчет этого мерзавца. Как ты это поняла?
— Меня от него тошнило, потому что он был плохого цвета, — без улыбки ответила Инга.
Глава 5
За восемьдесят лет до описываемых событий
— Следуйте за мной!
Они пересекли холл. В нем было даже холоднее, чем на улице, почти как в промышленной морозильной камере Линде. В высоких окнах раскачивались тени вековых лип — они росли в изобилии по всему Лейпцигу, будто в напоминание о славянском происхождении города — «Липцик». «Почти что Липецк! — говорил себе по приезде Михаил Осипович. — Почти что в России!» Слова оказались пророческими: стоило ему оправиться от пережитого ужаса революции, обосноваться на новом месте и обзавестись семьей, как и Германию охватила та же безумная эпидемия истребления.
Рудольф Майер открыл потайную дверь под парадной лестницей и потянул за шнур выключателя: два газовых светильника осветили широкий пролет. Они спустились. Подвал расходился тремя галереями под массивными сводами. Михаилу Осиповичу показалось, что подземное помещение намного больше площади самого дома.
Майер повел его по коридору под флигелем. Они остановились перед тяжелой сейфовой дверью. Замок едва слышно захрустел в ответ на обороты ключа. Мелко клацали шестеренки, пока Майер крутил ручку, похожую на штурвал. За небольшим тамбуром была еще раздвижная решетка. Майер поспешно нажал на одну из декоративных розеток на боковой деревянной панели, вверху что-то щелкнуло. Михаилу
Осиповичу говорили, что в этом тамбуре устроен специальный механизм, если его вовремя не заблокировать, на непрошеных гостей обрушится тяжелая плита. Он больше не сомневался в этом. Снова тихо звякнул ключ, и Майер легко сдвинул в сторону стальные прутья.
Все засовы, ручки, ролики и запоры двигались плавно, быстро и почти бесшумно, как хищники, преданно оберегающие хранилище от посторонних. Только чрезвычайная осторожность вынудила Майера пустить кого-то в свой Сезам. Принимать еврея в доме теперь было опасно. Он не мог более доверять ни слугам, ни домашним: донести в СС мог любой. От присутствия чужого в своей заветной пещере чудес он испытывал немалое раздражение и не трудился его скрывать.
В помещении было теплее и суше, чем на первом этаже, — о своей коллекции Майер заботился куда более щедро, чем о домочадцах. За эти двадцать лет Михаил Осипович так и не привык к пропахшему плесенью холоду в бюргерских домах и с тоской вспоминал жарко натопленные комнаты московской квартиры.
Майер ускорил шаг, чтобы у Михаила Осиповича не было времени осмотреть фонд. Но тому хватило и беглого взгляда на коллекцию, чтобы поразиться ее размаху.
Левая стена увешана полотнами от пола до потолка: яркие, изломанные фигуры на контрастном фоне — буйство цветов; изможденные синие люди у синих стен — увиденные сквозь синее стекло; шершавые мазки, вытянутые линии в какой-то сферической перспективе; пейзажи с деревьями, будто сотканными из пуха; размытые силуэты балерин, вытянувшихся в арабеске.
«Неужели и правда подлинные Пикассо, Матисс, Дега?» — удивлялся Михаил Осипович, мельком оглядывая картины, мотивы и манера исполнения многих полотен казались ему знакомыми.
Справа — большой картотечный шкаф. За ним полки с книгами — сплошь запрещенными: Цвейг, Манн, Уэллс, Зегерс, Гессе. За ними — застекленные стеллажи с ювелирными украшениями, зачем-то перемежавшимися длинными женскими перчатками, сумочками и лорнетами.
В последнем отсеке хранилища помещался барочный секретер и широкий стол, покрытый сукном. Вокруг них вразнобой и без порядковых номеров располагались многочисленные, видимо, недавние пополнения: шляпные коробки, составленные в стопку у кресла, распахнутые шкатулки с кольцами и серьгами, штабели холстов, повернутые лицом к стене.
На китайской лаковой ширме, расписанной золотыми мостиками и лодочками, висело расшитое жемчугом платье — Михаил Осипович узнал его: такое же висело в шифоньере жены. Он не сразу понял, что это оригинал, в котором Элеонора Гинзбург пела на сцене Гевандхауса почти десять лет назад — ее фигура тогда будто сияла тончайшим перламутром на фоне оркестра, затянутого в черные фраки. После концерта Зинаида Моисеевна месяц терзала модистку, пока не получилась точная копия платья, разве только жемчуг заменили стеклянные бусины. Она хранила его до сих пор как напоминание о другой, прошлой жизни.
Майер включил настольную лампу, натянул перчатки и надвинул лупу на правый глаз. Ни стула, ни табурета Михаил Осипович не нашел: в хранилище не предполагалось посетителей.
— Быстрее! Что там у вас?
— Вот! — Михаил Осипович стал поспешно и стыдливо распарывать швы подкладки брюк, но ничего не получалось: рука, зажатая ремнем, не пролезала дальше запястья. Пришлось отвернуться, расстегнуть ремень, приспустить штаны. Только так он смог оторвать от подкладки конверт из носового платка. Он проклинал себя за то, что приспособил его в таком неудобном месте, и досадовал, что забыл достать конверт раньше.
— Простите! Боже мой! — лепетал он, а виски жарко стучали: «Какой позор! Какое унижение!»
Наконец он неловко, одной рукой застегнул брюки, повернулся и положил на стол сперва самое ценное: увесистый сапфировый перстень матери, свадебное ожерелье Зинаиды Моисеевны и ее рубиновые серьги, потом кольца и серьги с камнями помельче.
Майер презрительно взял в руки перстень. Держа его кончиками пальцев, он стал рассматривать его с той брезгливостью, с какой разглядывают убитую муху. Перебирая предметы по одному, он неприязненно причмокивал, будто рассасывал горький леденец от кашля.
— Грубая работа! Грубая работа! — скрежетал он сквозь зубы.
— Это семейные реликвии, им больше ста лет, — робко возразил Михаил Осипович.
— Кто купит эти никчемные сто лет? — ворчал Майер, взвешивая цепочки. — И это все?! Тут едва хватит на одного.
— Есть еще пара безделиц.
Михаил Осипович бережно достал перстень, инкрустированный перламутром, с неправильной жемчужиной в центре, торчащей из золотых зубьев, как из пасти дракона, и подвеску в виде дриады из слоновой кости, качающейся на ветке коралла. Майер смерил его ледяным взглядом, Михаил Осипович понурился и извлек из конверта эмалевую брошь с нимфой в сиреневом хитоне по эскизу Мухи, скомкал платок и запихнул его в карман плаща.
Благоговение расплылось по лицу Майера, разглаживая жесткие морщины и складки на лбу. Глаза вожделенно загорелись.
— Вот это уже лучше! Откуда у вас Жорж Фуке?! — голос его смягчился. Каждой вещью он любовался долго, едва дыша, несвойственная приветливая улыбка появилась на его тонких губах. Это благорасположение Михаил Осипович отнес и на свой счет и немного успокоился.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
