Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 36
Я ответил, что нет, не было, но я готов доплатить.
Медсестра спокойно улыбнулась, кивнула, сказала «пойдемте» и всем телом поплыла куда-то по желтым пустым коридорам.
Вскоре мы вошли в кабинет, который выглядел совершенно как мой кабинет литературы в школе, с тем лишь отличием, что стол здесь был один, а вместо портретов Некрасова, Салтыкова-Щедрина и Пушкина на стенах висели портреты неизвестных мне эскулапов человеческой души. Портреты психиатров смотрели на меня так же сурово, как и классики русской литературы в детстве.
Медсестра зашла в кабинет вместе со мной, села в кресло напротив и представилась не кем-нибудь, но владельцем, а заодно и главврачом заведения Елизаветой Николаевной Киссер.
— Чем могу быть полезна? — прямо спросила доктор Киссер, весьма, впрочем, доброжелательно.
Я вкратце рассказал ей про анонимку и угрозы, минуя детали. Закончив, показал и само письмо, предварительно попросив Елизавету Николаевну прочесть его, не вынимая из прозрачной пластиковой папки.
Прочтя манифест, врач вопросительно взглянула на меня.
— На латыни это значит…
— Я знаю.
— И… чем же конкретно я могу вам помочь, Шота Олегович?
— Как по-вашему… — решился я. — Человек, написавший такое, сумасшедший?
Надо отдать должное доктору Киссер: она не стала объяснять мне, насколько это затруднительно или даже почти невозможно, ответить на мой вопрос. Вместо этого Киссер пожала плечами и снова улыбнулась.
— Если предположить, что это не розыгрыш и не фальсификация, то я бы сказала, что автор здоров. И довольно удачно притворяется социопатом.
— Притворяется?
— Насколько вообще можно судить, не имея никакой информации о пацие… об авторе, я бы сказала, что он играет в некую игру. По каким-то причинам, личным или не очень, он выбрал вас. Вот и все.
— Ничего себе игра…
— И тем не менее, она уже началась. У вас есть два варианта. Играть по его правилам или…
— По своим.
Доктор благожелательно кивнула.
— Вам навязывают условия и ограничения. Принимайте их или… нет. Не играйте вовсе или же сделайте неожиданный ход. Сломайте навязываемый ход событий. Покажите, что…
— В эту игру могут играть двое.
— Именно.
— Хм… Благодарю вас, вы мне очень помогли!
Я встал и потянулся за бумажником. Доктор Киссер улыбнулась. Или, скорее, не переставала улыбаться все это время.
— Прошу вас! К моим словам стоит относиться с осторожностью, господин Горгадзе. Как и к любому предположению. Иного при столь скудной исходной информации я вам, к сожалению, предложить не могу.
Я кивнул и встал с кресла.
— Скажите, вы уже обращались в полицию с… этим? — спросила Киссер.
— Да.
— И?
— Пока молчат.
— Вы им не доверяете? — вдруг спросила Елизавета Николаевна.
— Я бы так не сказал. Просто хотел знать… альтернативное мнение человека, не связанного никакими, хм… обязательствами. Вы уверены, что я вам ничего не должен?
— Прошу вас, обращайтесь, если что. Вдруг мне тоже понадобится ваша профессиональная помощь… — сказала доктор Киссер и торжественно улыбнулась.
— Без проблем.
— Пойдемте, я провожу вас.
Доктор Киссер встала со своего места, и мы вновь пошли по желтым коридорам к выходу.
На лестничном пролете второго этажа я заметил мальчишку лет пятнадцати, высокого, бледного, с напряженным любопытством следившего за бьющейся о стекло мухой.
— Наш Гриша… — с неожиданной гордостью вдруг объяснила Елизавета Николаевна. — Мальчик из неблагополучной семьи… Но Гриша, вы знаете, замечательно считает!
— Считает?
Вместо ответа доктор Киссер вынула из кармана халата небольшой блокнот и ручку.
— Напишите на обратной стороне цифру. Любую.
Я взял блокнот и с каким-то неожиданным для самого себя злорадством написал: «231275412390872348475».
Когда тебя хотят убить, становишься немного мелочным.
— Покажите ему…
Я подал листок Грише. Гриша продолжал смотреть на муху.
Я поднес листок прямо к Гришиным глазам. Никакой реакции. Мне стало стыдно.
— Простите, доктор. Столько… всего. Глупо вышло, конечно…
— Двести тридцать один квинтиллион двести семьдесят пять квадриллионов четыреста двенадцать триллионов триста девяносто миллиардов восемьсот семьдесят два миллиона триста сорок восемь тысяч четыреста семьдесят пять, — сказал Гриша, не отвлекаясь от мухи.
Доктор Киссер победно улыбнулась.
* * *
К назначенному у Полозова времени я опоздал на пятнадцать минут.
— Пойдемте позавтракаем? У нас прекрасная столовая, — сказал Полозов, едва я закрыл за собой дверь.
Наверное, можно назвать меня человеком, который избалован жизнью. Я регулярно посещаю лучшие московские рестораны: мне нравится атмосфера, которой насыщаешься не меньше, чем, к примеру, запеченной в мяте бараньей ногой.
Однако, если вы хотя бы на четверть советский человек, простой, казенный, прочный, шибающий в нос запах столовой разбудит ваш аппетит, как бы сильно вы ни привыкли к тосканским винам, омарам, фуа-гра и прочим фондю.
Если же вам посчастливилось обедать в служебной столовой МУРа, непременно берите макароны, котлету и компот. Макароны, котлету и компот ело не одно поколение милицейских генералов, а уж милицейские генералы как никто знают, что в этой жизни к чему. Они знают, что от макарон и котлет (и белого непрозрачного соуса, с виду сильно напоминающего обойный клей) еще никто не умер. Генералы точно знают, от чего умирают люди. И это не котлеты.
Мы съели по порции и взяли по чаю.
— Александр Георгиевич… — решился я.
Полозов взглянул на меня.
— По поводу анонимки…
— Не стоит беспокоиться…
— Правда?
— В интересах следствия, Шота Олегович…
— Вчера… — не очень-то вежливо перебил я Полозова, — по вашей протекции меня нанял труп миллиардера. Через несколько часов я получил письмо с угрозами в свой адрес, да с угрозами не простыми, а идейно-политическими: в письме мне непрозрачно намекают на необходимость отрезать мне голову во имя скорейшего пришествия нового, справедливого миропорядка. Сколь мне бы ни было лестно это очевидное сравнение с гидрой капитализма, тем не менее голова у меня, Александр Георгиевич, в отличие от той же гидры, одна. И уверяю вас, нет ничего более в интересах следствия, чем поставить ее в курс этих самых интересов. Ибо я уже по факту по самые уши в чужих интересах, и до сих пор мне оставалось только предполагать, насколько они соответствуют моим собственным. От всего этого мне несколько… как бы это сказать… неуютно.
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 36