Позволь мне думать о тебе. И только о тебе. Не думать о тебе Так больно. Мне больно жить, Мне сладко ждать. Позволь мне думать о тебе.
— Не надо! Отдай! Положи на место! — бросилась отнимать у него тетрадку Соня.
— Да ладно, чего ты… — миролюбиво пожал плечами Боб. — Я ведь ничего… Интересные, кстати, стихи. Их можно на рэп переложить. У нас в институте чувак один рэпом увлекается.
— А ты вообще стихи любишь?
— Да так… — пожал он плечами.
— А читать? Читать ты любишь? Ты же в институте культуры учишься, да?
— Чего ты привязалась — любишь не любишь… Когда мне читать-то? Делать больше нечего, что ли? Вот проживу жизнь, пойду на пенсию, тогда и буду читать. А сейчас у меня более интересные занятия есть…
Он резко шагнул к Соне, обхватил чуть пониже талии, с силой прижал к себе, потянулся губами к ее лицу. Соня вздрогнула, будто от ужаса, в панике забилась, уперлась локтями ему в грудь, оттолкнула, выбираясь из скороспелых объятий. Парень обмяк, опустил руки, уставился на нее обиженно:
— Эй, ты чего?
— Ничего. Иди отсюда, Боб.
— То есть как это — иди отсюда? Ты ненормальная, что ли? Или это… развлекаешься так? В команде «динамо» играешь? Мы так не договаривались…
— А мы вообще с тобой ни о чем не договаривались, между прочим. Я же сказала — иди отсюда. Не хочу я ничего. И яичницу тоже тебе делать не буду.
— Слушай, ну это же нечестно… Я, как дурак, ехал, а ты…
— А что я? Ты же только что определил — ненормальная. И где-то ты прав, наверное… Точно, я — ненормальная… Так оно и есть…
— Во дура-а-ак… — протянул разочарованно Боб, прикрыв ладонями голову, как тюбетейкой. — Во вляпался так вляпался… Нет, я думал, что динамщицы все давно уже вымерли… Это что мне сейчас, через весь город домой тащиться? Во дура-а-ак… Нет, скажи, зачем ты…
— Не знаю. Сама не знаю. Честное слово. Извини.
— Да что, что извини! Она еще извиняется, главное. Идиотка…
Подталкивая парня в горестно-разочарованную спину, Соня вывела его в прихожую, открыла дверь. Он шагнул за порог и, уже стоя на лестничной клетке, перед лифтом, обернулся, сверкнул в нее сердитыми глазами, приготовившись выговорить в ее адрес еще что-нибудь сильно обличительное, но слушать она уже не стала — торопливо захлопнула дверь, закрылась на все замки. Потом долго стояла под душем, смывая с себя наваждение ночного приключения. Не хотелось ни смеяться, ни плакать. Мысли, на удивление, текли в абсолютно противоположную, приземленно-бытовую сторону — а вдруг опять кран с горячей водой не захочет заворачиваться, как давеча? Что тогда делать-то? Всю ночь его караулить?
Кран завернулся, на удивление, с первого раза. Повезло. Обмотав мокрую голову старой рубашкой, поскольку новых полотенец в хозяйстве еще не завелось, она бухнулась спать, не отвлекаясь на производимые беспокойным духом Анны Илларионовны шорохи. Мыслей в голове никаких не было. Завтра. «Я подумаю обо всем, что со мной сегодня произошло, завтра», — проговорила она себе, засыпая, голосом Скарлетт О’Хары.
Старенький ангел-хранитель вздохнул, поник седой головою, простер над ней свои обветшавшие крылья. Что ж, спи, горе ты мое…
* * *
Сквозь чуткий сон Вика слышала, как проснулся и закряхтел, завозился в своей кроватке Сашенька. Надо вставать. Надо жить как-то. Но сон никак не отпускал, организм упорно предъявлял свои права на отдых. Что ж, его тоже понять можно, организм-то. Ему ж дела нет до ее переживаний, у него своя проблема. Нервное истощение — это вам не простуда какая-нибудь, это проблема для него серьезная. Надо будет с вечера снотворного заглотить, чтоб не метаться потом по квартире полночи. А сейчас надо вставать. Надо. Надо. Надо!
С трудом сев на постели, Вика потрясла головой, потом встала, запахнула не снятый с вечера халат. Шлепая тапками, побрела в детскую. Розовый со сна Сашенька, держась за планку кроватки, присел ей навстречу, растянул беззубый рот в улыбке, потом бухнулся плотным тельцем обратно на подушку, спрятал в ладошках личико.
— Ой, а где это у меня тут Сашенька? Нету моего Сашеньки… — проворковала она хриплым голосом, наклоняясь над кроваткой. С такой вот игры начиналось каждое их утро. Сейчас он отнимет ладошки от лица, зальется счастливым смехом — да вот же он я, ты что, мамочка!
Утро покатилось в обычном своем режиме — умывание, одевание, завтрак. Вика выглянула в окно — начинался чудесный августовский день, прозрачный, солнечный. Сейчас они гулять пойдут… Она собралась было совсем уже от окна отвернуться, но в последний момент вздрогнула, напряглась, вглядываясь в подъехавшую к подъезду черную машину. Нет… Неужели Вадим? Он никогда так рано не приезжал…
Из машины действительно вышел Вадим. Небрежно хлопнув дверцей, перекинул пиджак через плечо, не спеша пошел к подъезду. Она тут же метнулась к зеркалу, начала лихорадочно перебирать баночки с косметикой в поисках тонального крема — успеть бы прикрыть хоть как-то темные круги под глазами, чтоб лишних вопросов не задавал… Нет, не успеть. Вон уже и ключ проворачивается в замочной скважине…
