Люсия рассмеялась, и возле ее рта появились симпатичные ямочки.
— Я давно позабыла, что на свете существует такая вкусная еда, — ответила она. — А папеньке очень понравилось вино… но я дала ему совсем немного…
— Я приказал своему шеф-повару приготовить для вас побольше всего, — говорил маркиз. — Еду вам пришлют сегодня вечером. Мой секретарь подыщет вам квартиру получше, со студией, где ваш отец сможет работать после выздоровления.
Люсия стиснула руки и произнесла дрожащим голосом:
— О, как вы… добры! Но… мне бы не хотелось стать для вас… обузой.
— Вы вовсе не обуза, — отозвался маркиз. — Я уже решил, в какой банк я положу деньги, которые заплачу за картины вашего отца.
Наступило молчание. Заговорила вновь Люсия:
— Я думаю… когда он поправится… нам будет лучше всего вернуться в Англию.
— Но отчего вы так торопитесь? — удивился маркиз.
Она не ответила, и через несколько мгновений он добавил:
— Я задал вам вопрос, но у вас, должно быть, есть причины молчать.
Она бросила на него испуганный взгляд, и маркиз понял что девушка удивлена его проницательностью:
— Вы… вы можете подумать, что я не должна так говорить… что я просто выдумываю… но я знаю, что должна вернуться в Англию… потому что если папенька… оставит меня здесь одну…
Она говорила очень несмело, словно по принуждению, поэтому маркиз прервал ее:
— Что ж, вы, наверное, правы. Я велю моему курьеру найти корабль в Англию, и устроить там вашего отца удобно, но без больших расходов, — Если ваша светлость… сделает это… будет очень великодушно.
— Я уже говорил вам, — продолжал маркиз, — что в Англии я хотел бы пригласить вашего отца расписать мой дом в Букингемшире. Я дам вам мой адрес, чтобы вы связались со мной, как только он поправится.
Люсия вздохнула и произнесла:
— Вы так добры, милорд… Если папенька узнает, что в Англии его ждет работа… мне будет легче убедить его покинуть Венецию.
— Я чувствую себя преступником, отрывающим вашего отца от музы, от прекрасной Венеции, которую он изображает в столь прекрасной и своеобразной манере, — заметил маркиз. — Впрочем, Англия тоже красивая страна.
— О да! — восторженно согласилась Люсия.
— Я вижу, вы любите свою страну, — улыбнулся маркиз, — но в чем-то вы совсем не похожи на англичанку.
Он сказал это небрежно, подумав, что необычного Цвета волосы и обрамлявшие глаза ресницы были чуть светлее, чем полагается, и делали Люсию похожей на иностранку.
Люсия резко отвернулась. Маркиз увидел ее лицо в профиль и мог бы поклясться, что на бледных щеках проступил легкий румянец, — Я угадал? — спросил маркиз. — Вы не англичанка?
— Англичанка! — быстро ответила Люсия. — Я дочь своего отца — как же я могу быть иностранкой?
Она произнесла эти слова так упрямо, что маркиз удивился. Вероятно, ее происхождение таит в себе какой-то секрет, и догадка насчет не чисто английской крови оказалась верна. Однако маркиз не видел причины для беспокойства.
Словно не желая дальнейших расспросов, Люсия произнесла:
— У вашей светлости, должно быть, еще много дел на сегодня, а я только отнимаю у вас время.
С этими словами она встала со скамьи. Маркиз тоже поднялся, решая, стоит ли выпытывать у девушки ее тайну, но потом подумал, что это было бы нечестно, да и сама тайна того не стоит.
.Когда они подходили к дому, Люсия сказала:
— Если папеньке станет лучше, а ваша светлость будет так добр и заплатит за его картины, мы сможем уехать отсюда через неделю или дней через десять.
— Все зависит от того, какие будут в порту корабли, — ответил маркиз.
— В гавани всегда есть один-два корабля. В это время года туристы съезжаются в Венецию со всех концов света, так что в Англию наверняка возвращается множество судов. Для нас найдется местечко на них.
В ее голосе звучала твердая решимость, и маркиз с легкой иронией отметил, что как бы ее отцу ни хотелось остаться в Венеции, дочь не послушает его доводов и настоит на своем.
Подойдя к дому, маркиз оглянулся назад и увидел, что контрастное сочетание солнечного света и отбрасываемых высокими домами теней представляет собой весьма красивую картину.
— Будь с нами ваш отец, Люсия, он наверняка бы захотел нарисовать это.
— Он уже несколько раз писал такие картины.
— Вы не показывали их и ничего не рассказывали мне, — заметил маркиз.
— Я ничего от вас не скрываю, — с грустью ответила Люсия. — Просто, когда мы совсем обеднели, у папеньки не было денег на холсты и, написав картину, он стирал ее и начинал новую.
Маркиз застонал.
— Какое кощунство! Какое надругательство над собственным талантом!
— Мы тоже так думали, но ничего не поделаешь, — откликнулась Люсия.
— Почему же вы обеднели?
Девушка смутилась, и маркизу стало интересно, расскажет ли она ему правду. Люсия заговорила:
— Два года назад, когда папенька и маменька решили переехать в Венецию… папенька был уверен, что его картины так хороши и необычны… что он получит признание и… будет получать много денег.
Люсия говорила очень медленно, ей стоило большого труда описывать происшедшие события.
— Продолжайте, — подбодрил он девушку, когда та замолчала. — Мне очень любопытно.
— В Англии папенька зарабатывал очень скромно, рисуя по заказу местных жителей. Он ненавидел такую работу!
Бросив взгляд на маркиза, Люсия сочла нужным объяснить:
— У нас не было богатых соседей, которые могли бы заплатить хорошие деньги. Во всей округе картины заказали только мэр городка, где бывали ярмарки, двое или трое зажиточных фермеров — они хотели портреты жен и свои собственные, — да еще одна пожилая леди решила увековечить на полотне свой сад.
Слова Люсии заставили маркиза улыбнуться, и девушка добавила:
— Папенька их просто ненавидел! Он чувствовал, что падает все ниже, рисуя не мир, как он его представлял, а продажные картины.
— Я понимаю, — сочувствовал марких — Немногие могли понять его, — заметила Люсия. — Закончив писать сад для старой леди, он сказал маменьке: «Я должен уехать! Я чувствую себя прикованным к этому месту, но в плену томится мой дух, а не тело!»
— И ваша матушка поняла?
— Конечно, — ответила Люсия. — Они с папенькой так любили друг друга, что, попроси он ее поселиться вместе с ним на вершине Гималаев или на море, она бы согласилась.
Дрожь в голосе Люсии подсказала маркизу, что и ее родители очень любили.
Ожидая продолжения рассказа, маркиз размышлял о том, что по прекрасным серым глазам можно прочитать все ее мысли.
