— Вы действительно предлагаете мне продать вещи, унаследованные без права отчуждения?
— Я знаю, это нечестно, но есть люди… скупщики… которые работают на богатых американцев, или европейские коллекционеры… Они могут приобрести эти картины так, что никто не узнает об этом… По крайней мере до тех пор, пока ваш сын не вступит в права наследника.
— Думаете, он обрадуется, узнав, что его отец — мошенник?
Айлин смущенно замолчала, вспомнив, что ее отец именно так называл Роланда Бери и его сына.
— Но… что вам остается делать? — жалобно спросила она. — Необходимо починить крышу, а то верхние комнаты во время дождя заливает. В парадных комнатах нужно заменить оконные рамы. Стекла того и гляди вылетят.
Герцог не отвечал, и она продолжала:
— Трубы не прочищали уже несколько лет, так как мы не могли себе этого позволить. А в кухне, буфетной и кладовой со стен сыплется штукатурка. Она могла бы попасть в еду, если бы у нас вообще была еда.
— Хорошенькое дело вы задумали, толкая меня на незаконное и, как вы сами признали, бесчестное предприятие, — сухо произнес герцог. — Я готов выслушать и остальные ваши предложения. Не сомневаюсь, они весьма ценны для всего имения.
— Я много думала о том, что можно сделать. Мистер Уиккер предлагал продавать лес, но это будет лишь каплей в море.
— Это все?
— В деревенских домах протекают крыши.
Богадельню и сиротский приют, который существовал более двухсот лет, закрыли, потому что нет денег. Воспитателям всегда платил герцог.
Айлин вздохнула и добавила:
— А в двух приходах нет священников, так как герцог Тетберийский платил жалованье и им.
Повисла тишина. Потом герцог сказал:
— Довольно грустная история. Откровенно говоря, мисс Эшли, я ожидал, что здесь все сохранилось в том виде, в каком было раньше.
Он немного подумал и добавил:
— Очевидно, мне придется что-то решить, прежде чем я вернусь туда, откуда приехал.
Айлин с изумлением взглянула на герцога.
— Вы хотите сказать, что… не собираетесь здесь жить?
— Ну, разумеется, нет! С какой стати? Я никогда не собирался становиться герцогом, а такое наследство не снилось мне даже в самых страшных снах!
Айлин, потрясенная, молчала.
— У меня своя жизнь, свои интересы. И могу заверить вас, мисс Эшли, я вполне счастлив, не отягощая себя старомодными аристократическими претензиями и делами имения, которое того и гляди развалится.
Он говорил так резко, что Айлин, стиснув руки, воскликнула с ужасом:
— Вы хотите сказать, что… вам безразлична семья Бери и… все, чем она владела в течение трех сотен лет?
— А почему это должно быть мне не безразлично?
Айлин встала, взглянула на портрет второго герцога, висевший над столом, затем медленно подошла к окну. Под лучами солнца блестела водная гладь пруда, листва на деревьях слегка трепетала, потревоженная легким ветерком.
— Как вы можете быть так равнодушны? — тихо сказала она, словно разговаривая сама с собой. — Вы тоже член семьи Бери, в ваших жилах течет кровь предков, которые сражались и умирали за Англию на протяжении столетий.
И для всех них этот дом всегда был главным в их жизни! — Айлин замолчала, а потом заговорила снова:
— Каждый владелец придавал дому свои индивидуальные особенности. Сэр Уоллес Бери перестроил аббатство и превратил его в частное жилище, такое красивое, что сама королева Елизавета приезжала сюда из Лондона и гостила здесь три ночи. Позже дом стал убежищем роялистов, и в нем были устроены многочисленные секретные ходы, которыми они могли бы скрываться от пуритан. Лорд Бери пристроил к зданию новое крыло, от которого еще кое-что сохранилось.
Она не смотрела на герцога, но чувствовала, что он слушает ее.
— После того, как каждый из рода Бери вложил в Дом что-то свое, он стал, как мне кажется, обителью любви. Он волнует кровь, и его зов всегда легко распознать. Где бы ни странствовали члены семьи, Тетберийское аббатство всегда остается их истинным Домом.
Айлин снова замолчала, в ее глазах стояли слезы. Испугавшись, что герцог это заметит и сочтет весьма странным со стороны постороннего человека, девушка повернулась к нему спиной.
— Вы довольно красноречивы, мисс Эшли, — наконец произнес герцог. — Ваши слова должны были бы меня тронуть: ведь то, о чем вы так печетесь, принадлежит мне, а не вам.
Она не ответила, и он продолжал:
— Для меня аббатство всегда оставалось крепостью, из которой я был изгнан, и, как вы должны знать, сначала покойный герцог, а потом и вся семья игнорировали и подвергали остракизму моего отца.
— Но он, все же… говорил о Доме… рассказывал о нем вам, — тихо напомнила Айлин.
— Я помню, он действительно говорил мне о Доме и очень гордился своим происхождением. Но его возмущало отношение к нему семьи.
— Но вы же… не ваш отец!
— Меня здесь тоже не принимали, пока на тридцать пятом году жизни я неожиданно не оказался владельцем этого самого Дома.
— Я понимаю всю горечь вашего положения, но вы все же, сделаете что-нибудь?
— Это зависит от того, что вы от меня хотите.
— Взгляните на аббатство без предубеждений. Попробуйте принять этот Дом не как обузу, а как часть самого себя. И помните, он ждет, что вы отдадите ему и разум, и сердце!..
Выслушав ее мольбы, герцог сказал:
— Ваши слова изрядно удивили меня, мисс Эшли. Чувствуется, как горячо вы привязаны к этому Дому. Что бы вы испытали, если бы вам пришлось уехать отсюда?
Воцарилось молчание. Наконец Айлин спросила:
— Вы хотите сказать, что… не желаете меня… здесь видеть?
— Я просто говорю, что меня тронуло ваше отношение к Дому. Раз уж вы отдали ему свое сердце, мне придется попробовать сделать то, что вы просите.
— Правда? Вы, правда, согласны? — дрожащим голосом спросила Айлин.
— Вы не оставили мне выбора. А так как вы, похоже, единственный человек, который знает все о Доме, имении, финансах и, разумеется, долгах, придется начать с самого начала.
— С чего же? — едва дыша, спросила девушка.
Герцог улыбнулся.
— Думаю, с экскурсии по Дому и, разумеется, с рассказа о талантах, достижениях и добродетелях моих прославленных предков!
Он говорил насмешливо, однако, пожалуй, без прежнего сарказма.
— Я с радостью сделаю это, ваша светлость, с величайшей радостью. Но… пожалуйста… пообещайте мне кое-что!
— И что же?
— Постарайтесь не возводить стену между Домом… собой и… семьей. — Помолчав, она добавила:
