Несмотря на угрозу, на Овчинниковской не было споров по поводу постановления № 3: программисты решили держать линию открытой.
«Мы считали, что из-за нашего обмена информацией с Западом мы уже в любом случае пострадавшие. Что мы в любом случае огребем, даже если все прямо сейчас выключим. Для того народа, что появится в результате путча, мы явно враги», – вспоминал Бардин. Единственной целью «Релкома» всегда был обмен информацией: «Что бы мы ни делали, мы бы оставались врагами режима».
Для Бардина, Солдатова и их программистов, 20–30-летних молодых специалистов, горбачевские времена стали настоящим прорывом в профессиональной деятельности. Каждый прекрасно понимал, что своими успехами обязан исключительно новой политике. Их безумно злила мысль, что все достигнутое может быть обращено в прах из-за закоснелых в своей твердолобости генералов и престарелых бюрократов, заперших Горбачева в Крыму и пытающихся остановить Ельцина в Москве.
В дни путча люди Ельцина отчаянно хватались за малейшую возможность достучаться до российских граждан.
Министром связи в правительстве Ельцина был Владимир Булгак. Начавший карьеру механиком кафедры радиосистем в Московском электротехническом институте связи, он быстро поднялся до поста начальника всей московской радиосети. В 1980-е его поставили отвечать за финансовый оборот Минсвязи, где он познакомился с изнанкой централизованной плановой экономики. Советские методы управления связью Булгаку решительно не нравились, и в 1990 году он присоединился к команде Ельцина.
Накануне путча он улетел в Ялту в отпуск. Когда по телевизору рассказали о путче, он позвонил Ивану Силаеву, ельцинскому премьер-министру, и спросил, что делать{38}.
«Как ты думаешь, где должен быть министр в такой момент? – ответил Силаев. – В Москве!»
20 августа Булгак был в самолете, летящем в столицу. В аэропорту его ждала машина, которая, в объезд заполоненных танками и солдатами центральных улиц, доставила его в Белый дом. Перед Булгаком поставили задачу включить радиопередатчики, чтобы донести призыв Ельцина до российских граждан. «Ельцин сказал мне включить все средневолновые радиопередатчики в европейской части России», – вспоминал Булгак. Эти передатчики были основным средством вещания на территории Советского Союза. Они были разбросаны по всей стране. Каждый имел зону покрытия в среднем около шестисот километров.
Задача была не из легких, главным образом потому, что ельцинское правительство эти передатчики не контролировало, ими занималось Минсвязи Союза, то есть структура уровнем выше. «Пароли включения передатчиков знали только три человека во всем Министерстве, а без него включить было ничего нельзя. Директор передатчика не будет ничего переключать, если ты пароль не назовешь», – рассказывал Булгак. Оставалось только попытаться воспользоваться личными связями.
Для подстраховки Булгак развернул мобильный резервный передатчик, смонтированный на грузовике, который пригнали из подмосковного Ногинска прямиком во внутренний двор Белого дома. Если все провалится, Ельцин мог рассчитывать на то, что его услышат хотя бы в центре столицы. В ответ военные станции КВ– и УКВ-диапазонов в Теплом Стане получили приказ выявлять и глушить сигнал мобильного передатчика Булгака. Другой военной станции, расположенной в Подольске, было приказано перехватывать всю транслируемую из Белого дома информацию и незамедлительно передавать ее в ГКЧП{39}.
Булгак работал всю ночь в поисках контактов во всесоюзном Минсвязи. «Есть такая вещь, как связистская солидарность. Но она не работала, когда дело доходило до паролей», – вспоминал он. К утру 21 августа он все-таки добился своего: передающие станции заработали. Когда Ельцин спустился по ступеням Белого дома и взял в руки микрофон, его было слышно на всю Россию. Работники союзного Минсвязи были шокированы – Булгаку удалось невозможное{40}.
Днем 21 августа Крючков приказал Калгину «свернуть» прослушку подконтрольных Ельцину линий и немедленно уничтожить все записи{41}.
Булгак сделал так, что Ельцина услышали по всей стране. «Релком» показал другой путь. В первый же день путча кто-то из команды Бардина придумал «Режим № 1»: программисты попросили всех релкомовских подписчиков выглянуть в окно, а потом написать, что именно они там увидят, – только факты, никаких эмоций. Вскоре «Релком» получал картину событий, происходящих по всей стране: новости СМИ вперемешку с наблюдениями очевидцев. Стало понятно, что танки и солдаты были выведены на улицы лишь двух городов, Москвы и Ленинграда, и что путчисты не добьются своего. Все кончилось 21 августа. За три дня путча «Релком» передал 46 000 новостных сообщений из Москвы в другие города Союза и по всему миру. «Режим № 1» был блестящей и революционной идеей, хотя в тот момент это мало кто понимал. Передающие радиостанции работали лишь в одном направлении, в то время как «Релком» не только распространял, но и собирал информацию. Это была горизонтальная структура – Сеть, совершенно новая идея для страны, которая веками управлялась сверху вниз.
Путч продемонстрировал еще одно: программисты «Релкома» делали то, что считали правильным, не спрашивая разрешений. Антонов не ждал отмашки Бардина, чтобы писать посты, Бардин не спрашивал Солдатова, что делать, а Солдатов не просил официального одобрения у Велихова. Мысль, что они все должны подчиниться «распоряжениям Константина Кобца», их только рассмешила. Они не собирались возвращаться к правилам партийной иерархии, в которой каждый вздох должен быть одобрен сверху.
Булгак из команды Ельцина, несомненно, играл по старым правилам. Поставив на карту все, он использовал свое положение и связи, чтобы помочь лидеру. Бардин, Солдатов и Антонов были слишком далеко от Кремлевской сцены, чтобы почувствовать себя частью политической игры. Они стали действовать, потому что свободный обмен информацией, ключевое для них понятие, был под угрозой. Они также знали, что их поддерживают тысячи и тысячи пользователей «Релкома», делая Сеть сильнее.
