Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116
Но Святослав уже не слушал. Дружина ждала его. Сети были к седлам приторочены, рогатины извострены. И поняла Ольга, что потеряла сына навсегда. Улеб тискался к щеке, поворачивал к себе лицо Ольги.
«Кому возвещу печали моя? Кому поведаю тоску мою?..»
Всякий загнанный в угол – хоть зверь, хоть человек – ищет выхода, ищет союзника, товарища в помощь…
* * *
Хазария еще при жизни Игоря провела успешный поход на Киев, принудила князя стать ее подданным и обложила огромной данью. Хазарские каганы предчувствовали скорую свою гибель, но не могли просчитать, от кого. Тогда стали они казнить всех христиан, в том числе и живших в Итиле, и живших в степи и в Причерноморье. Были вырезаны многие хазары-христиане и многие иные народы, принявшие крест Христов. Хазары вырезали алан, населявших донские степи. Изгнали священников аланских, и те, таясь конного и пешего, побрели в Киев, где пополнили и братию монашескую, в пещерах подвиг свой свершающую, и общину христианскую, коя в киевских владениях была.
Вот к ним-то – гонимым и сирым – потянулась Ольга. Потому – видела: эти люди – в горе и несчастье, а не печальны. И сколь на них беды ни обрушивается – стоят, словно ждут новых бед, и от бед тех духом укрепляются! Однажды призвала она двух варягов-дружинников, кои не скрывали, что Христу веруют, и приказала: «Ведите меня тайно на христианское моление».
Ночью молчаливые воины вывели ее тайным ходом из Вышгорода и провели оврагами к пещерам киевским. Шли без огня в ослепительном сиянии лунном, сквозь черные тени оврага. Наверху темнел Вышгород, на другой горе светил факелами на башнях, шумел песнями дружинников и взвизгиванием девок срамных Киев. А дружинники с княгиней спускались по кремнистой, поблескивающей в лунном свете тропе все ниже и ниже, пока от стены, словно кусок тени, не отделился монах и не протянул Ольге каганец, при свете которого она вступила в узкий ход… Задевая плечами за стены шершавого песчаника, долго шла в узком, на одного человека рассчитанном проходе, точно в самое нутро земли спускалась. Пересекались-змеились хитростные переходы, и поняла Ольга – небывальцу сюда не войти и отсюда не выйти, иначе бы давно монахов печорских перерезали. Здесь они, в самом теле земном, Христом хранимы. Потому, понимая, что над головою тяжесть земная немыслимая, не боялась ее княгиня, а наоборот – словно на волю выходила. Отрывалась от забот бестолковых, бесчисленных, от всех страхов и суеты дневной.
Глухо слышалось пение, и впереди, оттуда, куда шел монах, забрезжил свет. Стройное пение было все громче. Никогда Ольга такого не слышала – будто голоса ангельские сплетались и расходились в разговоре. Она вышла в небольшую округлую пещеру, где стоял впервые виденный ею алтарь и священник в сияющей ризе вздымал руки перед иконами.
«Кому возвещу печали моя? Кому принесу тоску мою?..» – услышала она то, что ныло в ее душе и не давало покоя.
И словно отворилась душа, и слезы, давно кипевшие в сердце, хлынули из глаз и принесли облегчение. А прямо на нее смотрела с иконы женщина с младенцем на руках, который прижимался к ее щеке…
«Милосердия двери открой мне, Господи…»
Закрывшись повоем[7], Ольга впервые неумело сотворила крестное знамение, заслоняясь им от всех врагов и несчастий и сердцем понимая, что вера Христу – щит и заступа, ибо ничего не вершится без воли Его. И волос не упадет с головы… Оглянувшись, увидела она это на лицах всех христиан, что стояли рядом с нею. И поняла: вот народ новый! И он обрящет отчину, таким трудом и кровию добываемую…
Глава 5
Язычник Святослав
Двое монахов прекрасно помнили юного Святослава, который от малых лет так отдалился от матери, что ходили слухи, будто он не сын Игоря, а неизвестно кого. Помнится, киевский раввин, которого охраняли дружинники, провожая его через Дикое поле к хазарским постам на Дону, клялся и божился, что весь мир считает Святослава сыном Свенельда или какого-нибудь еще варяга, потому что при его рождении Игорю было шестьдесят шесть лет.
Смутились тогда дружинники, но старший из них сказал:
– А Ольге сколько было?
– Сорок шесть! – отвечал раввин.
– А сколько было Аврааму, когда он родил сыновей? А Рахили?
– Ну, ты хватил! – засмеялся раввин. – Это были праотцы народа израильского!
– Чудно! – сказал десятник. – Пророкам своим ты веруешь, что они и в девяносто лет детей имели, а князьям нашим – нет… Чудно.
И примолк раввин, понимая, что попал не к варягам, а к дружинникам-христианам, служившим Ольге, и жизнь его висит на ниточке… А ниточка эта – посольская неприкосновенность да славянские заложники, взятые в Тьмутаракани ради его безопасного проезда. Если его убьют, то в Хазарии будут немедленно казнены и проданы в рабство десятки христиан.
Монахи припоминали, что тогда они тоже удивлялись странному отчуждению между Ольгой и Святославом. С каждым годом она становилась все набожнее, а он – все воинственнее. Ольга принимала в Киеве всех христиан, особое же предпочтение отдавала грекам и болгарам, которые не только сами переселялись в ее державу, но везли возами иконы и книги! На новой отчине своей ревностно принимались проповедовать слово Христово, учить грамоте и, особым попечением княгини, возвели небольшую – первую в Киеве – церковь Святого Ильи Пророка. Но чем больше усиливались в Киеве христиане, тем злее ненавидел их Святослав. На дух не переносил! Его дружина хотя и пополнялась христианами – славянами и варягами, а все же была языческой. Когда она возвращалась из походов в Киев, это бывало подобно нашествию иноплеменных! Никто не чувствовал себя в безопасности. Дружинники непрерывно пировали и к жителям мирным, и к дружинникам славянским-христианским относились враждебно, будто к побежденным. Потому и Вышгород, и Киев вздыхали свободно, когда дружина уходила воевать. Слава богу, воевала она постоянно, и постоянно вдали от Киева.
Семнадцати лет Святослав стал сам водить дружину, а Свенельд был у него воеводою. Но Свенельд был шеей, а князь головой: куда шея поворачивала, туда голова и смотрела. А Свенельд был настроен против Ольги и против Киева с его Вышгородом.
Медленно, но неуклонно менялась и Ольга. Все меньше оставалось в ней, даже внешне, черт варяжской воительницы – регины русов, все больше становилась она схожей с иконой Заступницы Богородицы. Постоянно были вокруг нее дети – сначала племянники вроде Улеба, а потом внуки – дети Святослава, среди которых старший был любимцем – Ярополк. Говорили, что, страшась гнева Святославова, Ольга тайно крестила Ярополка. Его готовила она во князья, его учили греческие и болгарские попы, и рос он непохожим на братьев своих: пригожим да веселым, добрым да покладистым. Потому и задирал его постоянно Олег, и дрался с Ярополком. Но это была борьба равных. Как волчонок следил за их драками Владимир-бастард – сын ключницы Малуши, чуть не насильно взятой Святославом. Следил и не смел вмешиваться, памятуя, что они законные сыновья, а он нет! Но Святослав почитал его сыном, хотя на сыновей внимания обращал мало, весь занятый войной.
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116
