Зоя оказалась притиснута к стенке: в какой-то момент к ней перебрался Джона. Он всегда ложился в ногах, а потом проползал под одеялом, как зверек в норе. Она ощущала спиной жар от его тела. Пальчиками ног он упирался ей в икры.
Хлопнула входная дверь. Кто-то вышел покурить. Зоя услышала, как он кашляет и скрипит снегом. Она почувствовала запах дыма, пробравшегося сквозь оконную раму. Мужчина снова распахнул дверь с такой силой, что она хлопнула по стене дома, и вернулся обратно, не потрудившись отряхнуть снег с ботинок.
Зоя перевернулась на спину. Боль ударила в шею жгучими искрами. Вскоре голоса игнорировать стало невозможно. Они квохтали, как голуби. Стало понятно, что заснуть Зоя не сможет. «Что, черт возьми, там творится?» Она набрала полную грудь воздуха и медленно его выдохнула. А потом, наконец, открыла глаза.
Все еще была ночь. Странно: она решила, что уже утро. Луны не было. Ветра тоже. Снег испускал слабое голубоватое свечение, сосны стояли таинственно и неподвижно, словно только что закончили переговариваться между собой. Зоя взяла телефон, который положила заряжаться на подоконник. Было три часа ночи.
Она включила приложение-фонарик и провела им по комнате. Похоже, мать заходила и ушла: на полу были оставлены тарелки, стаканы и мисочки, напоминая развалины города. Зоя ничего не помнила. Там оказались красный перец, листья алоэ, веточки мяты. В миске с водой облаком плавало нечто желтоватое: то ли средство от обморожения, то ли остатки обряда вуду.
Рядом на кресле валялась раскрытая книжка в бумажном переплете: романтическая история о переносе во времени с мужиком в килте на обложке[2]. Наверное, мать несколько часов просидела, глядя на них. А еще она заклеила ссадину у Зои на лбу: она достаточно долго проучилась в медицинском институте, чтобы отлично уметь оказывать первую помощь.
Зоя посветила фонариком на Джону. Обветрившиеся на морозе щеки теперь блестели от алоэ, а кончики всех пальцев были обмотаны бинтами. На секунду свет оказался слишком близко от его глаз. Он поморщился, но не проснулся. Одно можно сказать про ее братца: спал он свирепо. Футболка у него намокала от пота (сейчас на ней был слоган «Я сам себе каскадер»), и он всегда так негодующе кривился и фыркал, что Зоя неизменно покатывалась от хохота. На что он злится? С кем сражается или кого защищает в своих снах?
Зоя попыталась повернуться и почувствовала, что что-то оттягивает ей ногу. Она отогнула одеяло. Наверное, Джона боялся, как бы она не улизнула из спальни тайком от него, и потому в качестве сигнального устройства он шерстяной ниткой привязал ей к лодыжке скейтборд. Когда ему было страшно, он ненавидел просыпаться один. По его словам, у него тогда внутри все тряслось.
Сейчас, когда Зоя смотрела на брата, ее захлестывали облегчение, страх и любовь. Он свернулся рядом с ней калачиком, словно олененок. «Ну, надо же!» – подумала она. Отвязав скейтборд от своей ноги, она закрепила его на ноге Джоны. «Теперь тебе водить».
Внизу кто-то из мужчин разбил стакан.
Это чуть не разбудило Джону. Зоя разъярилась и отправила маме эсэмэску.
Там было одно слово: «Кто?»
Как только она ее отправила, то услышала, как мать резко отодвинулась от кухонного стола и побежала наверх. После всего, что произошло во время этого бурана, быстрые шаги матери стали таким облегчением, что Зоина ярость моментально испарилась, и, даже не успев осознать, что вот-вот случится, она расплакалась.
* * *
Мать открыла дверь ее спальни, а потом закрыла за собой, так что полоска света на мгновение заставила заблестеть расставленные вдоль стены наградные кубки, а потом погасла. Зое не хотелось показывать матери, насколько она расстроена, и потому, как всегда в трудный момент, она ляпнула:
– Так ты уже вернулась из магазина?
Мать рассмеялась.
– Вернулась, – подтвердила она. – Тут что-то случилось?
Что Зое в матери нравилось (среди прочего) – это то, что она понимала шутки, даже самые дикие. Очень часто они единственные из присутствующих хохотали, пока все остальные неловко ерзали. Даже отец, когда он был жив и когда оказывался рядом, Зоиного чувства юмора толком не понимал.
– Тут у меня заяц, – сообщила Зоя, кивком указывая на Джону. – Придется говорить шепотом.
– Запросто, – ответила ее мать и опустилась на колени у кровати.
В темноте Зоя еле различала очертание маминого лица. Обе молчали. Мимолетное веселье уже исчезло.
– Джона оправится? – спросила Зоя.
– От обморожения – да, – ответила мать. – Но, похоже, он сильно травмирован тем, что с вами было. – Она помолчала, а потом мягко спросила: – Ты можешь мне рассказать, что случилось?
Зоя попыталась найти ответ, который не звучал бы совершенно безумно. Внизу кто-то из мужчин выключил буддистское песнопение. Остальные облегченно заворчали и зааплодировали.
– Кто там внизу? – спросила Зоя.
– Сейчас важно не это, – сказала ей мать. – Но они явно не буддисты.
Она продолжала ждать, чтобы Зоя ответила на повисший в воздухе вопрос.
– Не молчи, – попросила мать.
Зоя привыкла всегда все рассказывать матери, и сейчас ей хотелось вывалить той все бредовые кошмарные подробности: об оранжевом свечении озера, о видеоролике с преступлением Стэна… об Иксе. Но что она сможет о нем рассказать? Что она вообще о нем знает, если не считать, что он буквально излучает одиночество? А еще – что ее к нему тянуло.
Она постаралась не вспоминать его лицо, понимая, что если расскажет слишком много, то получится полная бессмыслица.
– Краткий вариант такой, – призналась Зоя. – Джона с собаками ушел в лес… а я их упустила.
Мать снова помолчала, словно дожидаясь, чтобы поезд тронулся.
– Так, извини, что давлю, – заговорила она наконец, – но мне нужен вариант поподробнее.
– Не могу, мам, – сказала Зоя. – Пока не могу.
– Зо…
– То есть – более подробный вариант: я облажалась, и он чуть не погиб.
– Зоя, перестань. Не надо так с собой.
– И я все думаю, что когда Джона проснется, то будет смотреть на меня так, будто я его подвела. И это правда. Я подвела козявку.
Ей вообще не следовало говорить. Она разрыдалась захлебываясь. Мать потянулась через Джону, чтобы погладить Зою, но в темноте с этим возникли трудности.
– Я пытаюсь нежно погладить тебя по щеке, – сказала она. – Это щека? Я глажу ее нежно?
– Нет, это лоб, – ответила Зоя. – А теперь – нос.
– Ладно, представь, что я нежно глажу тебя по щеке, – попросила ее мать.
– Представила, – сказала Зоя и невольно рассмеялась слепым попыткам матери. – Ладно, прекрати, на мне азбукой Брайля не писали. А это – ухо!
