Хорошо, что Биб нет рядом – хихиканье Марка приличным по-любому не назовешь.
Возмущенный продавец приводит старушку-покупательницу в чувство, опахалом ему служит платочек. Судя по всему, он и есть хозяин магазинчика – оставляя несчастную на попечение запрыгнувшего в кадр ассистента, он бежит выпроваживать Табби.
Мастер комедии прячется за полками, уставленными чертиками в коробочках. Одна за другой, оскаленные головы подпрыгивают на своих пружинках, пока хозяин мечется взад-вперед в попытке ухватить смутьяна – задача непростая, учитывая, что все как один чертики чем-то напоминают Табби. И вот комик будто бы дал маху – рванулся куда-то за стеллаж, и хозяин, победоносно размахивая кулаками, бежит следом. Но как только он достигает конца ряда, толстый комик материализуется прямо у него за спиной и хлопает в ладоши у хозяина над ухом. Тот рвет на себе волосы цвета соломы и дует в свисток, призывая на помощь ассистента, – труба, служащая музыкальным сопровождением действа, задиристо ухает в этом месте.
Труппа пижонски одетых ассистентов накидывается на Табби – и тут-то оказывается, что смутьян существует не в единственном экземпляре. Один раскатывает по магазину на детском трехколесном велосипеде – знай себе мелькают короткие ножки толстяка. Другой, на роликах, проносится мимо стеллажа и одного за другим высвобождает оставшихся чертиков из их коробчонок. Третий скачет через скакалку. Фильм смонтирован таким образом, чтобы казалось, что троица взаимодействует друг с другом – обмениваясь не только сардоническими оскалами, но и смешками, озвученными ухающей трубой.
Наконец всех троих удается вытолкать взашей. Хозяин магазина растрепан и измотан, повесив на дверь табличку «ЗАКРЫТО ИЗ-ЗА НАПЛЫВА СУМАСШЕДШИХ», он поднимается к себе и готовится ко сну. Умываясь, он глядит на себя в зеркало – оттуда вместо его собственного отражения скалится круглое лицо Табби. Сценка простенькая, классическая, но поставлена неуютно – даже в смешки Марка закралась какая-то нервная нотка.
Запрыгивая в кровать, хозяин магазина накрывается одеялом с головой – и фильм дает и ему, и зрителю небольшую передышку-обманку; чуть погодя по очертаниям становится понятно, что под одеялом прячутся два человека. Один из них – конечно же, Табби… Интересно, это задумка оператора – снимать его круглое лицо так, чтобы казалось, будто оно светится бледным светом, словно луна?
А фильм тем временем заканчивается – лицо Табби проступает на простынях и на подушках, несчастный хозяин бьется в ужасе. И вот обстановка резко сменяется: спальня превращается в палату, кровать – во врачебную каталку, и мы видим беднягу пристегнутым к ней ремнями, в смирительной рубашке. Трое санитаров в белых халатах увозят каталку прочь – спеленатое тело на ней барахтается скорее реалистично, чем комически-наигранно. Безо всякого перехода пленка обрывается, и на экране появляется задумчивый Оливер Харди – он явно кого-то ищет. Далее комментатор ведет речь уже про него.
– Может, посмотрим еще раз? – Марк наклоняется ко мне, потертое кресло жалобно скрипит под ним. – Хочу взглянуть еще раз! – просит он.
– Поосторожнее с этим креслом, Марк.
Он гораздо более требователен, чем обычно. Возможно, именно наедине со мной он ведет себя развязнее.
– Тебе, я смотрю, это кино понравилось. А почему именно – можешь сказать?
– Ну, это было смешно. Посмотрим еще раз?
– Больше ничего сказать не хочешь?
– Нет, – он раздумывает. – Ну, вообще-то, да. Хочу посмотреть еще разок!
Интересно, какой была бы его реакция, живи он в ту эпоху, когда был выпущен этот фильм. По мне, юморная часть вышла с кислинкой, не без натянутости – ничего такого, что смогло бы снискать создателю популярность. Но, возможно, Табби взаправду сильно опередил свое время, раз его творчество так высоко оценено современным требовательным мальчишкой.
– Мы же не хотим опоздать в цирк, да? – говорю я и извлекаю кассету. – Я отдам ее твоей маме, когда закончу с ней работать. А пока давай одеваться, пойдем в парк.
Плеск несуществующих волн заставки о столь же несуществующие скалы встречает меня в прихожей. С постера на двери Джо на меня хищно взирает какая-то злодейка из компьютерной игры, обряженная в черную униформу. Когда я выключаю компьютер, финальный всхлип набегающей волны напоминает смешок, эхом прокатывающийся, как кажется, до первого этажа.
А в комнате снова оживает оркестр, трубы выводят задиристые ноты. Табби снова в магазине игрушек, его лицо занимает весь экран.
Подняв с подлокотника кресла пульт, я одним щелчком отправляю его в небытие.
– Пойдем, Марк. Говорю же, времени нет. Вернемся – может, посмотрим еще раз.
Нервно хихикнув, Марк говорит:
– Я не трогал пульт.
– То есть кассета сама собой запустилась? – я достаю «Золотой век юмора» из плеера и возвращаю в коробочку. Надо же, какой я стал забывчивый – ушел весь в своих мыслях и не достал ценную находку из видака, с которым местное население вроде Джо сотоварищи вечно творит, что хочет.
Марк хлопает показушно невинными глазами:
– Эй, я серьезно. Я…
– Все, хватит. Твоей маме не понравится, что ты рассказываешь небылицы.
– Но…
– И уж точно это не понравится твоей бабушке, – я выключаю телевизор и жду, пока он обует кроссовки. – Пошли, – мой голос звучит уже дружелюбнее, – еще посмеемся.
7: Тотемы
Мы доходим почти до конца улицы, поравнявшись с заправочной станцией, а ночное небо прорезает малиновая кромка заката, когда я окликаю:
– Марк, нам не обязательно так спешить.
Он продолжает идти, словно увеличенные буквы в середине вывески «Фрагойла» поторапливают его, и возражает мне вполоборота:
– Ты же говорил совсем другое.
– Нет, я говорил, что мы не должны до последнего момента сидеть перед видаком. Раз уж мы уже вышли, на представление никак не опоздаем, – возражаю я, поравнявшись с Марком на обочине. – Я не старая кассета, не нужно меня ускорять.
Он оглядывается на меня через плечо.
– Это было бы забавно, – говорит он, не отводя взгляда.
Но не его слова заставляют меня вздрогнуть.
– Марк! – ору я, но не успеваю еще закончить его имени, когда он ступает на дорогу.
Его маленькое тело вспыхивает, охваченное направленным на него ярким, словно от прожекторов, светом. Это фары грузовика, надвигающегося на Марка с громким ревом. Я нахожусь слишком далеко, чтобы оттолкнуть его с дороги, но что можно крикнуть ему, чтобы помочь? Я ужасно боюсь, что блеск и шум надвигающейся погибели скуют его движения, но в ту же секунду Марк уворачивается от грузовика буквально в ярде от удара и падает на дорогу.
К тому моменту, как я добираюсь до противоположного тротуара, он уже бежит вверх по холму, мимо бензоколонки.
