Я, пребывая в полусонном состоянии, предавался подобным размышлениям, когда вдруг в нескольких метрах от судна на поверхности воды появилась пара каких-то больших предметов розового цвета, которые затем снова погрузились в воду, выпустив каждый по небольшому фонтанчику воды.
Я перегнулся через перила, пытаясь понять, что же это такое.
— Мы называем их botos[5], — послышался справа от меня хриплый голос.
Я удивленно обернулся и увидел, что один из пассажиров, которые прошедшей ночью неугомонно орали песни, встал рядом со мной (причем так тихо, что я его даже не заметил) и теперь слегка затуманенным взором внимательно разглядывал реку.
— А вы их называете речными дельфинами, да? — спросил он, не поворачиваясь ко мне, на хорошем испанском языке, хотя и с заметным бразильским акцентом.
— Да, — ответил я, снова бросая взгляд на реку, — но я их никогда раньше не видел. Странно, что они розового цвета.
Мой собеседник пару секунд молча смотрел на реку, а затем, обдавая меня запахом водки из сахарного тростника, сказал:
— Это потому, что они — гринго.
— Гринго?
— Легенда реки гласит, — стал объяснять он очень серьезным тоном, — что, когда наступает ночь, они превращаются в красивых гринго, высоких и светловолосых. Когда в деревнях проходят какие-нибудь праздники, они выбираются на берег и, превратившись в мужчин, соблазняют девушек. Те беременеют, а некоторые и вовсе превращаются в botos-самок и исчезают навсегда.
— А может… — предположил я, поднимая бровь, — когда в этих деревнях проходят праздники, девушки развлекаются с обычными парнями, а затем, забеременев, сваливают вину на бедных дельфинов?
Мой собеседник недовольно взглянул на меня: ему, видимо, не понравилось мое предположение, порочащее местных девушек.
— Но как же тогда объяснить то, что некоторые из них исчезают?
— А разве не может случаться так, что они попросту убегают со своими возлюбленными?
Мой собеседник окинул меня пристальным взглядом. Он явно не одобрял мой скептицизм по поводу рассказанной им местной легенды.
— Откуда вы родом? — спросил он, прищурившись, как будто место моего рождения могло послужить объяснением моей недоверчивости.
— Из Испании, — ответил я.
— А-а… Испанец, — пробормотал он с таким видом, словно это очень многое объясняло.
По правде говоря, я предпочел бы постоять на палубе один, но правила вежливости требовали, чтобы я тоже задал своему собеседнику какой-нибудь вопрос, — так, как, например, принято говорить о погоде с тем, с кем едешь в лифте.
— Вы тоже направляетесь в Сан-Фелис?
— Нет, я сойду на берег раньше, в Порту-ди-Мос. Я ездил в Сантарен за ртутью.
— За ртутью? — переспросил я, подумав, что ослышался.
— У меня есть прииск на юге, — пояснил мой собеседник. — Без ртути я не могу отделять золото.
— У вас есть золотой прииск? — спросил я, сразу же оживляясь. — Вы — garimpeiro?[6]
Мой собеседник нахмурился и посмотрел на меня с таким видом, как будто я его оскорбил.
— Я не garimpeiro, — сердито ответил он. — Я — предприниматель, собственник, а не какой-нибудь зачуханный garimpeiro.
— Я прошу у вас прощения, — извинился я. — Я просто употребил не тот термин, какой следовало бы. Перепутал слова.
— Да ладно, ничего страшного. — Мой собеседник пожал плечами, успокаиваясь. — Многие люди ошибаются.
— По правде говоря, я даже и не подозревал, что в этой части света еще есть золотоискатели, — признался я. — Мне казалось, что золота тут уже совсем не осталось.
Мужчина посмотрел на меня с недоверчивой улыбкой и покачал головой.
— Бассейн реки Амазонки, — не без гордости стал объяснять он, — это регион, в котором больше золота, чем где бы то ни было на планете Земля. Под нашими ногами сейчас находится четвертая часть мировых запасов золота. Это больше, чем в Южной Африке, на Аляске или в Канаде.
— В самом деле? — спросил я, искренне удивляясь. — Я даже понятия не имел, что его тут так много.
— Тысячи и тысячи тонн… — прошептал мой собеседник с таким видом, как будто он сейчас разглашал тайну, известную только ему. — Проблема заключается в том, что добывать его здесь, в сельве, не так-то просто. А еще в том, что власти отдают самые лучшие земли тупым туземцам, которые не в состоянии извлечь из них никакой прибыли.
— Да, но ведь… — начал возражать я, чувствуя, что вступаю на зыбкую почву. — Ведь на землях, о которых вы говорите, туземцы живут с незапамятных времен. Мне кажется, что они им и принадлежат.
— Земля принадлежит тому, кто ее обрабатывает, — пробурчал мой собеседник, снова начиная на меня сердиться.
Мне ужасно захотелось объяснить ему, что есть большая разница между понятиями «обрабатывать землю» и «эксплуатировать землю», но я решил промолчать, потому что было бесполезно спорить по этому поводу с человеком, который занимался добычей золота при помощи ртути и который наверняка знал, что он тем самым загрязняет реки и отравляет сельву.
— Вы находитесь на Амазонке в качестве туриста? — вдруг спросил он после долгого и неловкого молчания, когда я уже начал думать, что он вот-вот повернется и уйдет.
— Ну да, примерно так.
— А куда вы направляетесь?
— Вверх по течению реки Шингу, — ответил я. — Туда, где живет племя менкрагноти.
Мужчина, сделав шаг назад, удивленно вытаращил на меня глаза. От его недавнего гнева не осталось и следа. Он положил руку мне на плечо и, покачав головой, посмотрел на меня сочувственным взглядом.
— Находиться в тех местах очень опасно, это вам подтвердит кто угодно, — сказал он, обводя взглядом других пассажиров судна. — Если вы направляетесь туда…
Он, не договорив, скривил губы и провел большим пальцем поперек своего горла.
Я соврал бы, если бы стал утверждать, что мой непродолжительный разговор с этим типом не вызвал у меня беспокойства. Хотя профессор был уверен, что племя менкрагноти отнесется к нам гостеприимно, у меня на этот счет имелись определенные опасения. Кроме того, в тех местах нам предстояло сталкиваться не только с людьми, но и с всевозможными животными.
Я старался слишком много об этом не думать, но меня, несмотря на это, сильно удручало то, что мы не взяли с собой ни одной дозы противозмеиной сыворотки, а я ведь, прежде чем мы отправились в путь, выяснил, что в этом регионе имеется более десятка видов ядовитых змей со смертельным укусом, в том числе наводящая на всех ужас экис, коварная кайсака, гигантская сурукуку и агрессивная и проворная тайя, о которой я прочел, что, едва завидев человека, она тут же на него нападает. Кроме того, в водах Шингу кишмя кишели кайманы, ядовитые скаты, электрические угри, способные убить человека электрическим разрядом, и вездесущие пираньи, пожирающие все, что падает в реку, в течение всего лишь нескольких секунд. Однако больше всего меня беспокоило то, что мы не успели принять какие-либо превентивные медицинские меры против малярии, а потому обычный укус малярийного комара мог привести к летальному исходу, если сразу же после этого укуса не сделать соответствующую прививку. В общем, ситуация была почти катастрофической.
