«Скорей, скорей!» — кричит над ухом Гриша, подталкивая меня к аварийной шахте лифта. Я его все равно почти не слышу. Сзади несутся по коридору Валентин с Зайцем. И я кожей чувствую, как вместе с секундами уходят зачетные очки. И если бы только очки! С каждым мгновением истончается под ногами спасительный слой километров и метров между моими пятками, печенью и мозгом и жесткими, как железобетонные надолбы, ледяными склонами полярного полигона. И сердце бьется где-то в горле.
Впрочем, обратный отсчет, который сначала вызывал бешеное сердцебиение, через два года тренировок превратился лишь в причину досады на себя за опрометчиво съеденный плотный обед. Или ужин. И это тоже, наверное, одно из основных свойств человеческой психики: мало того что человек привыкает ко всему, через некоторое время это начинает казаться ему чуть ли не нормальным! Но то была Антарктида. Приземляя звездоскаф на заснеженном высокогорном космодроме, мы всегда знали, что нас ожидает горячий ужин. Или обед. Или завтрак. И сутки законного отдыха. Кроме того… Да, было еще и кроме того. Алексей рассказал об этом, когда нас начали запускать с высот менее пятисот километров. И до конца испытаний я так и не смог решить, правда это или нет. Алексей утверждал, что управление звездоскафом находится под дистанционным контролем аварийно-спасательной службы Астрошколы, и даже если мы не справимся с ситуацией, нас всегда подстрахует диспетчер на Земле. Кто его знает, может и так, но проверять на практике это совсем не хотелось.
8
Как не покажется странным на первый взгляд, отчисляли из Школы редко, несмотря на сложность предметов, изматывающий тренаж и перспективу зачета, — процентов десять за пять лет учебы.
Проснувшись перед утром, я некоторое время смотрел через распахнутое окно, как высоко надо мной гаснут в небе звезды, потом перевернулся на живот и постарался снова заснуть.
В основном курсанты отсеивались после первого курса. На втором курсе, когда после многочисленных тренировок и тестирований стало ясно, что состав нашей пятерки уже не изменится, Гриша Чумаков впервые заговорил о том, что зачетное задание при определенной доле везения можно узнать заранее. Вот тогда-то впервые и прозвучало слово «архив». Как до него добраться, Гриша представлял весьма смутно, в основном напирая на то, что шанс, так или иначе, представляется, надо только не упустить его. Было разработано несколько проектов, большинство из которых рухнуло под собственной тяжестью еще на стадии обсуждения, однако не все. Среди этих полубредовых, полуфантастических идей (как-то: подкуп должностных лиц или применение парализующих волю наркотиков с целью дознания) встречались поистине перлы. Рождались они, как правило, в голове у Алексея и, как правило, в самый неподходящий момент.
Одна из таких идей состояла в том, чтобы установить в кабинете декана звукозаписывающую аппаратуру — «жучок». Декан вызывал к себе в кабинет курсантов достаточно редко. Обычно для этого надо было серьезно провиниться. Или наоборот, отличиться так, чтобы удостоиться рукопожатия и короткой беседы в святая святых Школы — Большом кожаном кресле под сенью портретов Коперника, Циолковского и Гагарина. Злые языки поговаривали, что на самом деле портреты там висят совершенно другие: Никколо Макиавелли, Игнация Лойолы и графа Дракулы, очевидно, намекая на методы преподавания, но этому, кажется, никто не верил, разве только абитуриенты.
Счастливцев, удостоенных высокой чести, можно было пересчитать по пальцам одной руки. Это были люди недосягаемого для нас уровня: капитан футбольной команды Астрошколы, которая дважды, в прошлом и позапрошлом году, выиграла первенство среди вузов Восточной Европы, или Сергей Подпальный по прозвищу Паленый, отличившийся при аварии мезонатора «Волна». Короче, более простым и приемлемым для осуществления этого плана, представлялся путь морального падения. Декан для последнего душеспасительного разговора перед отчислением с курса, скажем, за неуспеваемость, вызывает одного из нас к себе «на ковер», дабы по-отечески пожурить и попенять, и вовремя этой душещипательной сцены, когда слезы и сопли льются рекой, и происходит это самое — мы «прижучиваем» декана, как выразился Гриша.
Отличный план. Осталось только выбрать «камикадзе», который ради общего блага готов был пожертвовать своим добрым именем, рискнуть, став на скользкую дорожку, ведущую прямиком за ворота Астрошколы в никуда. Неопределенность этой части плана усугублялась еще и тем, что доподлинно никто не мог сказать, где проходит та грань, по одну сторону коей туманной перспективой маячит разговор с деканом (может, состоится, а может, и нет), а по другую сторону — отчисление с курса становится неминуемым.
Посвящать кого-то постороннего в наш план представлялось верхом легкомыслия, так как в случае провала последствия становились совершенно непредсказуемыми, поэтому «камикадзе» должен был стать один из нас.
Гриша Чумаков тут же занял позицию, что, поскольку он является техническим руководителем проекта (Гриша брался достать «жучок»), его кандидатура должна быть автоматически исключена из претендентов на. Для ясности я хочу пояснить, что «жучок» представляет собой просто кусочек микронной пленки размером сантиметр на сантиметр, и достать его может любой. На самом деле — это деталь разведывательного зонда, рассчитанная на работу в течение сорока лет в диапазоне температур от минус двести до плюс двести и при соответствующих перепадах давления. Дело чуть не дошло до драки. Решили тянуть жребий, потом вспыхнул спор о выборе пути падения для кандидата в. Валик предложил дебош в баре напротив Астрошколы, чем окончательно подорвал проект. Похоронил.
Какая странная судьба идей! Не менее странная, чем человеческая судьба. Этим утром, лежа без сна и глядя, как разгорается за окном небо на востоке, я думал о том, как причудливо могут сплестись нити фортуны. В конечном итоге события повернулись так, что Алексей получил возможность попасть в кабинет декана, более того, даже приклеить «жучок» у него под столешницей, но это стало следствием совершенно новой идеи. Шансов на успех она имела не больше, чем все предыдущие. Алексей вдруг загорелся мыслью выиграть у декана крупную сумму денег. Очень крупную. В преферанс. Эта игра имеет несколько разновидностей, и Алексею в одно время начало просто фантастически везти в «ленинградку с призами и бомбами». В «ленинградке» можно очень крупно выиграть, как, впрочем, и крупно прогореть, если фортуна вдруг не возлюбит вас. Но для того чтобы сыграть с деканом за одним столом, надо было попасть в высший круг игроков, карточную элиту города Днепропетровска. О проекте «жучок» к тому времени забыли почти безвозвратно. Суть новой идеи состояла в том, что декан, проиграв сумму, которую не в состоянии будет отдать, расплатится с нами информацией.
Алексею надо было подняться на несколько ступеней в картежной иерархии, дабы попасть в лигу «А», где бы он смог сесть за один стол с деканом. И Алексей настолько рьяно принялся за дело, что забросил учебу и тренировки, и начал быстро катиться к той опасной черте, за которой ему грозило реальное исключение. В мире карточных отношений он поднимался гораздо медленнее, чем скатывался вниз в учебе. Причем непонятно, куда девались все его многочисленные выигрыши. Со слов Алексея можно было понять, что суммы эти соизмеримы с годовыми окладами вице-президентов крупных банков.
