— Куда гонишь, парень! Ты не на скачках!
— Простите, — пробормотала девушка, натягивая поводья. Один из мулов, обернувшись к ней, всхрапнул и повел ушами — она так и не поняла, привиделось ли ей недовольство в его глазах или мул и впрямь был возмущен. Китрин тронула упряжку вперед, уже медленнее, и караванщик-тимзин, покачав головой, двинулся дальше к хвосту каравана. Мулы привычно потащили фургон вслед за остальными повозками. Мало-помалу, под крики и проклятия, обоз выстроился в ряд и двинулся прочь от широких улиц Старого квартала к каналам, впадающим в реку, и дальше через мост, мимо герцогского дворца.
Перед глазами Китрин тянулись Ванайи, знакомые с детства. Вот дорога к рынку, где Кэм купила ей на день рождения медовую ковригу. Дальше — палатка, где подмастерье сапожника осмелился ее поцеловать и был выпорот магистром Иманиэлем. Она уже и забыла… А в этот дом ее, совсем кроху, водили учиться счету и письму. Где-то в городе похоронены ее мать и отец — она никогда не была на могиле, а жаль…
«Когда вернусь, схожу», — пообещала она себе. После войны, когда мир заживет спокойно, она вернется в Ванайи и найдет могилы родных.
Неожиданно скоро замаячила впереди городская стена — светлые камни, сложенные в два человеческих роста. Ворота стояли открытыми, но из-за толчеи на дороге караван замедлился, и мулы, словно ожидавшие такого исхода, терпеливо застыли на месте. Караванщик помчался вперед расчищать путь, лупя кнутом всех, кто мешал проехать. Заметив на надвратной башне стражника, на котором сияли латы герцогских гвардейцев, Китрин на миг похолодела: не он ли, вскинув голову, ухмылялся ей в ту ночь, когда убили Безеля? Однако окликнул стражник не ее, а капитана:
— Ты трус, Вестер!
У Китрин перехватило дух. Так обыденно бросаться оскорблениями…
— Сгинь, Доссен! — с ухмылкой рявкнул в ответ тот. Неужели они друзья?.. Капитан тут же утратил изрядную долю доверия Китрин, хотя она и успела порадоваться, что гвардеец их все-таки не остановил. Повозки с грохотом и скрипом, то и дело кренясь на поворотах, выехали за городскую стену, и мелкая городская брусчатка под колесами сменилась широким зеленым полотном драконьего нефрита. Карс лежал отсюда к северо-западу, однако дорога, повторяя изгиб далекого морского берега, сворачивала к югу. По пути изредка попадались встречные повозки, идущие в город; освещенные солнцем низкие холмы полыхали осенним золотом и багрянцем. Китрин сжалась на скамье; начали мерзнуть ноги, затекли руки.
Через несколько лиг неспешного пути ровный стук колес и мерное покачивание фургона ее убаюкали, беспокойство понемногу улеглось. Девушка почти не вспоминала, зачем она здесь, почему оставила город, чем нагружен фургон, — она вдруг оказалась чуть ли не в одиночестве: мир теперь вмещал только ее, мулов, задок предыдущей повозки и деревья по краям дороги. Солнце, понемногу клонящееся к горизонту, светило ей в глаза, она почти ничего не видела.
Вдруг донесся окрик караванщика, обоз замедлил движение, а потом и вовсе остановился. Караванщик-тимзин проскакал от первых повозок к хвосту, как в Ванайях, и указал каждому место в открытой низине. Привал. Место Китрин, к счастью, было у самой дороги, так что особых маневров не понадобилось: она повернула куда велено, остановила фургон и слезла на землю. Отпрягши мулов, она повела их к ручью — животные тут же припали к воде и не отрывались так долго, что девушка занервничала: не вредно ли им? Может, остановить? Чужие мулы, которых поили по соседству, тоже пили, не поднимая головы, и Китрин, тайком следя за погонщиками, решила делать то же, что все.
Вскоре спустилась ночь, резко похолодало. К тому времени как девушка накормила мулов и, вычистив, отвела их к походным стойлам, землю окутал туман. От разведенного караванщиком костра потянуло запахом дыма и жареной рыбы, у Китрин от голода заныло в желудке. Остальные возницы, пересмеиваясь, уже толкались в очереди за едой. Китрин встала рядом, стараясь не поднимать головы и не встречаться ни с кем глазами, а когда с ней заговаривали — лишь хмыкала или отделывалась односложными ответами. Стряпухой при караване была низенькая толстая тимзинка с пухлыми, как колбасы, руками, чешуйки на которых чуть не торчали торчком, готовые отслоиться. Когда подошла очередь Китрин, стряпуха вручила ей оловянную тарелку — бледный ломтик форели, щедрая гора бобов и хрустящая краюха черного хлеба. Китрин благодарно кивнула и пошла к костру. Хотя штаны и куртка пропитались влагой, она не посмела приблизиться к огню и осторожно присела в тени.
Пока все ужинали, караванщик вытащил из своего фургона табурет и, взобравшись на него, при свете костра принялся читать вслух из священной книги. Китрин не особенно прислушивалась: магистр Иманиэль тоже был набожен или по крайней мере старался слыть набожным ради репутации, и благочестивые чтения были Китрин не в новинку, хотя ни Бог, ни ангелы никогда не казались ей такими уж увлекательными персонажами.
Тихонько оставив на месте тарелку с ножом, она отошла к ручью. Не выдать в отхожем месте, что она не мальчик, — эта мысль глодала ее всю дорогу, лишь усиливая ужас, и снисходительные реплики магистра Иманиэля («да большую нужду все мужчины справляют сидя!») ее не ободряли. И сейчас, в пронизанной туманом тьме, сидя со спущенными штанами и придерживая рукой набитый тряпками гульфик, Китрин чувствовала облегчение не только телесное. Один раз получилось. Что ж, теперь остается поддержать игру несколько недель, пока караван дойдет до Карса.
Вернувшись к костру, она обнаружила, что рядом с ее тарелкой сидит один из стражников — к счастью, не капитан и не его помощник-тралгут. Китрин присела на прежнее место, стражник кивнул ей и улыбнулся. Только бы он не заговорил!..
— А караванщик-то наш не дурак поболтать, — тут же сообщил стражник. — Знатно выступает. Отличный бы актер из него вышел, да только для тимзинов ролей не так много. Разве что Орман в «Огне», а больше и не найдешь.
Китрин кивнула и сунула в рот очередную порцию холодных бобов.
— Сандр, — не пожелав умолкнуть, продолжил стражник. — Меня так зовут — Сандр.
— Таг, — буркнула Китрин, надеясь, что с полным ртом ответ получится по-мужски небрежным.
— Здорово, Таг. — Сандр пошевелился в темноте и вытащил кожаный бурдюк. — Выпить хочешь?
Китрин пожала плечами — как пожал бы плечами мальчишка-погонщик. По крайней мере она надеялась, что вышло похоже. Сандр улыбнулся и вытащил пробку. Китрин раньше пробовала вино — в храме и на праздничных застольях, — но только разбавленное и понемногу. Теперь ощущение было совсем другим: язык и губы слегка обожгло терпким привкусом, и жидкость устремилась в горло, словно очищая Китрин изнутри. В груди разлилось тепло, как разливается по лицу румянец.
— Отличная штука, да? — подмигнул Сандр. — Позаимствовал у мастера Кита, он не будет ругаться.
Китрин отхлебнула еще вина и с сожалением отдала бурдюк, Сандр припал к горлышку. Караванщик тем временем закончил читать, полдесятка голосов помогли ему пропеть концовку. Лунный свет, рассеянный туманом, лился мягко и ровно. К удивлению Китрин, вино ее успокоило, сжатые в комок внутренности расслабились — не полностью, но ощутимо. Тепло перелилось из груди в живот. Интересно, сколько еще надо отхлебнуть, чтобы отпустило плечи и шею…
