Катенок смутно подозревала, что она больше, самостоятельнее и сильнее эгрегоров. И ее это раздражало. Что она не такая. Существовать интереснее среди равных. Или среди более сильных, тогда есть куда стремиться и развиваться, считала Катенок.
Катенок знала, что эгрегоры вообще могли ничего не исправлять при сложившихся обстоятельствах. Мало того, эгрегоры и вовсе не были ни в чем виноваты. Но Катенок и не собиралась подвергать сомнениям ими же выдуманную концепцию их существования. Иначе пришлось либо доказывать ее неправильность, либо предложить свою взамен, чего Катенок тоже не желала делать.
Катенку и самой не терпелось вновь попробовать себя. Обитая в непосредственной близости к людям, она не знала, как могут измениться ее возможности. И это было любопытно. Поэтому, эгрегорам о том, что их деятельность по исправлению ситуации с затонувшим теплоходом не является необходимой – Катенок ничего не сообщила.
– Меньше. Я все подсчитал. Мне лишь срочное, со стариками – их пять. Пара невест неутешных. С детьми – я сам, – эгрегор явно занижал численность от семей полторы сотни утопших, чтобы только заманить в свое дело еще одного помощника. Катенок поморщилась, почувствовав недосказанность.
«Ладно, ладно, – мысленно Катенок уже увлеклась будущим занятием. – Я сейчас».
– Что еще у тебя?
«Надо! И за мной не смотреть!» – Катенок помчалась к Семенычу. Могла перенестись мгновенно, но впопыхах об этом забыла. Странно было видеть кошку, бегущую по улицам города со скоростью лани. Катенок неслась через перекрестки, не боясь машин, неслась по тротуарам, не боясь людей. Мчалась так быстро, что создавалось впечатление, что она не касается лапами земли.
Поспешно забралась на дерево, росшее около здания офиса Семеныча – не видно. Перепрыгнула по ветвям на другое. Выше.
«Семеныч, подойди к окну, родной мой, – попросила она. Но Семеныч сосредоточенно уткнулся в монитор компьютера. – Я скоро вернусь!»
Мгновение Катенок смотрела на него: Семеныч был так погружен в работу, что даже не пошевелился. Теперь Катенку осталось зафиксировать его образ, чтобы с легкостью потом воспроизводить.
«Как форма существования меняет сущность! – изумилась Катенок. – Я прекрасно могу чувствовать Семеныча на любом расстоянии. И любить я его могу просто так. Любовь – это же мое чувство? Или оно только от того, что Семеныч рядом? Или я могла чувствовать Семеныча на любом расстоянии? Но, будучи в физическом теле, почему мне обязательно нужно его физическое присутствие рядом? Почему мне необходимо видеть его глаза, ощущать его настроение, желание коснуться его руки? А долго не видя его, я страдаю. Что-то угнетает. Раньше такого никогда не было. До кошки. Наверное, это потому, что энергия теперь слишком сосредоточена и ограничена, и она чувствует единение через непосредственный контакт. На земле все очень отдельные. А чувства вызывают другие предметы или объекты, которые порождают зависимость. Зависимость быть ближе к близкому, и быть дальше от далекого. Соединяться с приятным и отдаляться от неприятного. Это не чувства даже, а металлические цепи: тяжелые и неудобные».
Семеныч оторвался от экрана через миг, неясно почувствовав тревогу. Как будто в сердце у него образовалась дырка, в которую постепенно стала вытекать жизненная энергия…
* * *
Вечером Семеныч не обнаружил Катенка ни на стоянке, ни во дворе, ни возле подъезда. Он долго ждал в тот вечер. Обошел квартал несколько раз, взяв на втором круге бутылку крепкого пива. Быстрая ходьба снимала напряжение, которое неизменно восстанавливалось, когда Семеныч поворачивал к дому.
…Вроде и беспокойства, как такового, не было в следующие дни – не как в тот раз, когда она пропала. Но человеческий разум – наиглупейший затемнитель, нагонял как тучи, прилипчивые мысли, и все они сводились к одной: «Где она? Что случилось?».
Семеныч поначалу недоумевал, почему он ждет кошку и ищет ее. Потом разозлился и успокоился. Человек привыкает к отсутствию радости, к появлению грусти – он, впрочем, ко всему относительно скоро привыкает. Это защитная реакция, стабилизатор – привычка – нейтрализует все. И боль. И счастье.
У Катенка не было времени почувствовать тягостные ощущения от разлуки с Семенычем и осознать их. У нее вообще ни на какие мысли и ощущения, не имевшие отношения к делу, не оставалось сил.
…Детей срочно пристраивали к родным и близким, подтолкнув комиссию по чрезвычайным происшествиям к принятию решения о выплате хорошей материальной компенсации и выделению жилплощади в столице. Тут же у каждого ребенка обнаружилось достаточное количество родственников, среди которых можно было выбрать наименее худших.
Со стариками оказалось проще, чем думалось: одной подарили через органы социальной защиты ремонт в квартире, и та загорелась со своей дотошностью к любым процессам и увлеклась ремонтом; другому подкинули мысль о том, что долгожданная беременность старшей дочери это переселение души умершего сына; третий встретил уже немолодого человека с паспортными данными, совпадающими по датам и инициалам с его романом юности, конечно же это было случайное совпадение, но одному так хотелось иметь сына, а второму, росшему в детдоме, отца…
Оставалась одна безутешная невеста, у которой на пароходе погиб жених. Девушка обещала своей бедой испортить все, сила ее горя так возмущала энергетическое пространство, что вполне способна была образовать нового эгрегора. А новый эгрегор – означал, что какой-либо из существующих исчезнет. Объем энергетического пространства являлся постоянным – так думали эгрегоры. Новый эгрегор, к тому же, всегда риск: никто не знает, каким по мощности он может вырасти и кого из эгрегоров уничтожить, присоединив к себе.
Подсовывали ей женихов – бесполезно. Высокооплачиваемая и интересная работа тоже не помогла. Катенок уже начинала злиться: знала бы эта «невеста», что делал ее жених на теплоходе, замучилась бы отплевываться от мыслей о нем. Он и был тем самым помощником капитана, развлекающимся с девицей в каюте. Выход нашелся с самой неожиданной стороны. Бродячая собака с перебитыми лапами – удачно сработало. В итоге у собаки дом и хозяйка. А у девушки – теперь куча забот о несчастном любимце и объект для нерастраченной любви.
* * *
Сумасшедшие дни закончились.
– Я все равно не думаю, что Хозяин ничего не узнает. Смешно и наивно полагать, что можно перекрасить черное белым, – вздохнул эгрегор.
Катенок промолчала. Силы ее были на исходе. Слишком много энергии пришлось потратить. Гораздо больше, чем до того, когда Катенок спустилась в «мир людей». Огромными усилиями Катенок пыталась концентрироваться до нужного предела. Часть возможностей, которыми она обладала раньше, казалась безвозвратно утерянной, но это ничуть не смущало Катенка. И на предложение эгрегоров вернуться она вновь ответила уверенным отказом. Она чувствовала, что физический мир ею еще не познан до конца. До обычного конца, когда все становится предсказуемым и известным. И Катенку снова станет скучно.
– Не в этом дело, – сообщил другой эгрегор. Тот, который считал виновным себя в гибели людей. – Если человек станет счастливее после, чем до несчастного случая, то это не наказывается. Это считается обычной перестановкой. Рокировкой.
