Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
– Они ненамного дороже очков, – добавляю я.
– Даже не знаю, Иди, – говорит мама и морщит нос. Ей не хочется меня разочаровывать – ведь я всегда была паинькой, с этим не поспоришь. Не считая того, что я теперь каждый день стреляю у Мары сигаретки и трачу на шмотки и косметику все деньги, которые мне дают на канцелярские принадлежности. В остальном я, как и раньше, паинька.
– Пожалуйста. Я вас очень прошу. В очках я похожа на ботанку. На неудачницу. На зануду из школьного оркестра!
– Но ты ведь играешь в оркестре, – с улыбкой замечает папа. Он, конечно же, ничего не понимает.
– Но я не хочу выглядеть занудой из оркестра.
– Кажется, я понимаю. – Папа закатывает глаза, а мама усмехается. Он снисходительно качает головой, как всегда, когда кто-то, по его мнению, ведет себя по– идиотски.
– Мам?
Она дает свой фирменный ответ на все вопросы:
– Посмотрим.
– Значит, нет? – уточняю я.
– Я же сказала – посмотрим, – сердито отвечает мама.
– Да, но это же значит нет? Это так несправедливо! Кейлину вы что угодно покупаете, а я прошу одну вещь, одну простую вещь, и вы сразу отказываете!
– Кейлину купили много всего, когда он уехал в колледж, – возражает папа, произнося «уехал в колледж» так, будто Кейлин уехал лечиться в лепрозорий. – Ему нужны были новые вещи. А линзы тебе не нужны. Ты хочешь их носить, но это не предмет первой необходимости.
– Неправда! Мне они нужны! – Я вот-вот расплачусь. – И чтобы вы знали, – срывающимся голосом продолжаю я, – даже если вы не купите мне линзы, очки я больше носить не буду! – Швырнув очки на стол, я убегаю к себе.
– Вот надо было прямо с утра испортить всем настроение, – говорит мама, прежде чем я хлопаю дверью.
– Господи… истеричка… мы ее избаловали, – доносятся до меня обрывки папиных фраз.
Избаловали? Меня избаловали? Да я в жизни у них ничего не просила! Я не просила даже их внимания. Ну все. Это последняя капля! Я открываю дверь, возвращаюсь на кухню и встаю, вцепившись в стол обеими руками. Мне все равно, какие слова сейчас вылетят у меня изо рта: в кои-то веки у меня нет плана.
– Ненавижу вас обоих! – рычу я сквозь зубы. – И мне жаль, что я не Кейлин! И не Кевин! Простите, что теперь вынуждены довольствоваться моей компанией! Но и мне, знаете ли, деваться некуда! – Слова слетают с языка; они все громче и громче.
Родители ошарашены. Они в шоке. Я же никогда в жизни даже не посмотрела на них сердито.
Мама роняет газету на стол, лишившись дара речи.
– Да как ты смеешь разговаривать с нами в таком тоне! Чтобы я подобного больше не слышал! – Папа встает и тычет пальцем мне в лицо. – Поняла? Иди в свою комнату!
– Нет! – выкрикиваю я во всю глотку. Голосовые связки тут же начинают болеть – я еще никогда не кричала так громко.
– Сейчас же! – приказывает он и делает шаг мне навстречу.
Я в гневе убегаю, топая так, будто к ногам привязаны кирпичи. Как можно сильнее хлопнув дверью, прислоняюсь к ней ухом и слушаю. Грудь лихорадочно вздымается.
– Боже, Коннер, – тихо, почти шепотом произносит мама, – нужно что-то делать. Это безумие какое-то. Что нам делать?
– Ванесса, это все гормоны. Она же подросток. Все они одинаковые. Мы в ее возрасте вели себя так же. – Папа пытается ее успокоить.
– Я никогда не говорила родителям, что ненавижу их, – возражает мама.
– Да брось. Наверняка говорила. И я говорил. И Кейлин – неужели не помнишь? Но это же просто сгоряча.
А вот и нет. Я не сгоряча, я правда их ненавижу. Ну, может быть, чуть-чуть. Потому что позволила им помыкать собой, как и всем остальным. Из-за них я стала той, кто не может постоять за себя, из-за них я не чувствую себя хозяйкой своей жизни и своего тела. Я делаю все, что мне велят. Почему они не научили меня защищаться?
Хотя они не знают, что случилось, что он сделал со мной, они помогли этому случиться. В некотором смысле дозволили это. Они разрешили ему находиться в нашем доме и заставили меня поверить, что кто угодно, только не я сама, знает, что для меня лучше. Вот за что я ненавижу их. И Кейлина. А Кейлина еще и за то, что он больше предан Кевину, чем мне. Я это знаю. Все знают. И Кевин особенно.
А Мара? Вот что она за подруга, раз не выудила из меня, что со мной происходит? Почему после стольких лет нашей дружбы я не могу обо всем ей рассказать? Почему мне кажется, что даже она мне не поверит, а если и поверит, то решит, что я сама виновата? Почему, когда мы вместе, я иногда чувствую себя самым одиноким человеком в мире? Почему мне порой кажется, что нет никого, кто понимал бы меня хоть самую малость, хоть чуть?
Почему мне кажется, что… боже, как неприятно это признавать – что единственный человек во всем свете, который действительно знает меня, понимает, какая я на самом деле, это Кевин? Это же ненормально. Совсем ненормально. За такие мысли меня в психушку нужно запереть. Но ведь это так – он один знает правду. Не только правду о том, что случилось, но и правду обо мне, о том, что я из себя представляю. Из какого я теста. И это дает ему власть надо всем в этом мире.
Но больше всего я ненавижу себя. Действия или бездействие окружающих – это одно, но я сама позволила им так с собой обращаться. Это я лгунья, трусиха, которая не может перестать притворяться, потому что боится.
Линзы – это все ерунда. Кларнет, клуб защитников окружающей среды, будущие бизнес-лидеры Америки, французский клуб, обеденный книжный клуб, клуб любителей физики, участие в школьном ежегоднике – все то, чем я больше не хочу заниматься, что мысленно вычеркнула из списка занятий, в которых хочу участвовать, тоже неважно. На кону моя жизнь, мое «я», мой здравый смысл. Вот что поставлено на карту.
Позже вечером я выхожу из комнаты и делаю над собой усилие, чтобы не начать перед ними извиняться. Ведь мне так этого хочется, я, как всегда, мечтаю заслужить их одобрение. Но я должна научиться постоять за себя. И это начнется здесь, потому что здесь меня лишили этой способности.
На следующей неделе мне покупают линзы. Первая маленькая победа в битве за возвращение контроля над своей жизнью. Прощай, Мышка Минни. Прощай, притворство. Прощайте, детские игры.
Часть вторая
Старшая школа. Год второй
Как это, оказывается, легко – полностью преобразиться. Я ношу линзы. У меня новая одежда, выбранная без маминой помощи. Я наконец-то поняла, что делать с волосами – после четырнадцати лет растрепанных кудрей и ободков. Отрастила челку, прекратив то отрезать ее, то закалывать, как делала это много лет. Проколола уши в торговом центре, когда мы ходили за покупками к новому учебному году, и вставила маленькие сережки с драгоценными камнями и еле заметным деликатным блеском. Мара первой проколола вторые дырки, чтобы я не боялась.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74