Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 109
— Молодец Осип. Не испугался. Нагнал белым холоду. И жену увез у них из-под носа.
Ночью вместе со Смолиным ушли несколько парней. Ушел с партизанами и младший брат Темникова. Мурашев, увидев в толпе Федьку с друзьями, не удержался, сказал:
— А вы здесь еще?
После обеда на заимку нагрянули японцы.
— Ищи ветра в поле, — сказала мать Степанки, Костишна, глядя на солдат, неподвижно сидящих в санях.
— Они думают, что Оська дурак. Станет их здесь ждать.
Переночевав, японцы уехали в Караульный. Зачем приезжали — так и осталось для всех загадкой.
Парни дождались своего часа: завтра Петр Пинигин за сеном поедет в Дальнюю падь. Не зря падь называется Дальняя — далеко. Место глухое, лучше для серьезного разговора не найдешь. Люди там появляются редко; так что без свидетелей встреча будет.
Правда, одно смущало: Пинигина после разговора можно в овражек, в снег сунуть, а сани, лошадей куда денешь? Но Федька знал, что это дело плевое: из Дальней он сразу же за Аргунь махнет, в бакалейки. Там у него есть знакомцы, которые с большой радостью купят и лошадей, и сбрую, и сани. И будут молчать.
Утром Северька и Лучка — каждый на своих санях — выехали за сеном. За последними землянками встретили Федьку.
— Уехал уже, — сообщил он радостно. — Видите след? От самого пинигиновского зимовья идет.
Парни сели в одни сани, Лучкиного коня пустили на короткой привязи.
— Берданку взял?
Северька достал из-под соломы старую берданку, Клацнул затвором.
— Зарядов только мало. Два.
— Хватит. Хватит, Лучка?
Лучка сегодня серьезный какой-то. Не улыбнется.
Санный след уводит все дальше и дальше в сопки.
Где-то там, в конце следа, — человек. И скоро этот след оборвется. Оборвутся не две бороздки, оставленные полозьями саней, а человеческая жизнь. И по этой жизни бежит сейчас Северькин конь, с каждым мгновением отсекая от нее коваными копытами маленькие кусочки.
Разговаривать не хочется. Да и о чем? Все уже обсказано: встретить доносчика, сказать ему, что он подлюга, и убить. Из берданы.
Но Федьке не хочется, чтобы парни молчали. Когда молчишь — всякие думы в голову могут полезть. Непростое это дело — человека застрелить.
— Споем, что ли?
— Холодно.
В Дальнюю приехали, когда был уже белый день. Еще издали около второго зарода увидели темную фигуру. Федька не выдержал, выхватил у Северьки бич, хлестнул коня.
— Это вы чо втроем на двух санях за сеном ездите? — встретил Пинигин парней.
— Поздно собрались.
— Верно, поздно. Я вон уж второй воз уминаю.
Парни замолчали. Пинигин вдруг забеспокоился:
— Это вы как сюда заехали? Вашего сена вроде здесь близко нет.
— Для разговору, дядя Петра, — за всех ответил Федька. — А потом мы тебя прихлопнем.
— Эва! — ухмыльнулся мужик. — Шутники.
— А мы не шутим, — Федька шагнул вперед. — Ты ведь не шутил, когда на Иннокентия доносил.
Вот оно что. Сердцем чуял — не с добром они подъехали сюда. Пинигин оглянулся. За спиной — зарод сена. Рядом стоят равнодушные лошади. Впереди — парни. Не уйти. Затосковала душа.
— Да вы что, белены объелись? Ни на кого я не доносил. Крест на вас есть? — закричал он.
И вдруг прыгнул к саням, где, завернутый в тряпицу, лежал топор.
Но Северька поспел раньше. Ударом ноги он свалил Пинигина на мерзлую землю. Тот закрыл голову руками, ожидая новых пинков.
— Вставай!
Пинигин встал, зачем-то отряхнул прилипшее к шубе сено.
— Убивайте.
Северька сходил к своим саням, принес берданку. Сунул ее Лучке.
— Стреляй гада.
Лучка враз стал суше, угловатее лицом. Торопливо схватил бердану. Поднял ее к плечу.
Пинигин застывшими глазами уставился на черный дульный срез. Шарит по груди руками.
Сейчас Лучка нажмет курок, грохнет выстрел, вздрогнет низкое серое небо. Завалится набок ненавистный Пинигин, и отомщенная боль уйдет, исчезнет.
Федька сжал зубы, ждет выстрела.
Северька с виду спокоен, но мысленно торопит Лучку: нажми на курок, скорее.
Глаза у Пинигина безумные. Не видят глаза ни снега, ни людей, ни сопок: все заслонил собою черный винтовочный зрачок.
— А-а-а! — закричал он хрипло.
Дернули головами кони, шарахнулись в оглоблях.
— Не убивайте! — Пинигин повалился на колени.
— Стреляй, Лучка! — Федька повернул голову, зло оскалился. — Не тяни.
Шарит черный ствол по Пинигину. С груди на лоб, со лба на грудь. Мужику явственно кажется, что ведут стволом прямо по его голому телу.
— Не могу я, — неожиданно для всех сказал Лучка и опустил винтовку.
— Можешь! — озверел Федька. — Стреляй, или я тебя изувечу. Лучка дергал головой.
— Бога молить… Бес попутал… — то бормотал, то выкрикивал Пинигин. — Дети… Сироты… Бога молить…
— Северька, а ты что молчишь?
— Это Лучкино дело. Ему решать. — Северька делано спокоен, стоит прямо.
Неожиданно поднялся ветер. Сыпанул колючим снегом, взворошил сено, закосматил лошадиные гривы и хвосты.
В глазах Пинигина злобная мука и надежда.
— Отпустите его, ребята, — Лучка смотрит в землю, кривит лицо. — Пусть уезжает.
— Не выйдет! — Федька схватил доносчика за воротник полушубка, приподнял, ударил кулаком в лицо. Мужик запрокинулся, пытался подняться, но Федька, распаляясь, стал бить его ногами. Удары были глухие, плотные.
— Убью! — Федька прыгнул, выхватил винтовку у Лучки, дернул затвор. — Молись, сука!
Каменным обвалом грохнул выстрел. Но Лучка успел подтолкнуть винтовку, пуля ушла выше зарода.
Федька обмяк, бросил винтовку, медленно пошел к саням.
— Пропадешь ты так, Лучка. Плохо тебе будет жить на этом свете.
Северька поднял винтовку, подошел к Пинигину, все еще лежавшему на земле, тронул его ногой.
— Вставай, язва, и мотай отсюда. Да языком не трепли. Достанем тебя везде.
Пинигин боязливо оглянулся на Лучку — только что в руках этого парня была его жизнь, да и сейчас, скажи он слово, и не уйти ему, быстро поднялся, схватился за вожжи, тронул коня. Второй воз сена был неполный, не придавленный бастриком; сено большими клоками падало на снег. Но Пинигин торопился. И не было в его душе благодарности к Лучке, избавившему его от верной смерти.
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 109
