Литератор помолодел. По утрам Антон Павлович производил теперь несколько физических упражнений. Он отжимался от пола (отжимания, правда, больше походили на отлипания), приседал, счастливо похрустывая коленками, гулял по бульвару туда-сюда, сидел на скамейке под кленом, шикая ногой голубей, кушал протертую Людмилой Анатольевной суховатую морковку и завел в своем рационе «обезжиренные среды».
«Обезжиренные среды», спустя уже среды две, благотворно подействовали на пищеварительную систему писателя. На пластилиновых щеках Антона Павловича заиграл девичий румянец. Пропала отрыжка. Желудочный сок, подгоняемый утренней морковкой, зеленым яблоком на ночь и кефиром в полдник, журча весенними ручейками, вымывал из внутренностей Антона Павловича холестериновые бляшки.
Легкая весна сиренями обнимала асфальтовый мегаполис. Из бетонных трещин тянулись к небу былинки. Душистые черемухи качали лапами, роняя снежные крылышки на ржавые канализационные люки. Цвели яблоневые сады. Шиповники разворачивали розовые бутоны раковин навстречу нежным восходам. Растертые в пальцах желтки акаций пахли ванилью и пылью. Седели одуванчики…
При ходьбе Антон Павлович старательно держал спину, втягивал животик и размахивал руками.
Со стороны можно было подумать, что Антон Павлович полюбил…
Но Антон Павлович был так же далек от этого высокого, окрыляющего чувства, как был далек от него на актовой сцене ДДД «Орленок» под ботинком Вениамина Александровича.
Антон Павлович по-прежнему искренне и верно не любил людей.
На похороны Льва Борисовича Антон Павлович явился с Львом Борисовичем в кармане. Все, что осталось от безвременно ушедшего критика и опасного свидетеля, умещалось теперь у Антона Павловича в кулаке.
Писалось Антону Павловичу как никогда. Свежие сюжетные линии, неожиданные ходы и потрясающие развязки сами собой приходили Антону Павловичу в голову. Сделав очередной ход, Антон Павлович бесстрашно брался за клавиатуру, и его круглые натренированные пальцы иной раз не поспевали за мыслью.
Еще никогда Антон Павлович не был так счастлив. Обидчики гибли на глазах. Обидчики пожирали друг друга.
Во власти Антона Павловича, беспомощный и неподвижный, стоял Соломон Арутюнович Миргрызоев. Недавний Наполеон кровавой издательской политики, человек, в беспощадных лапах которого находилась судьба всей Российской Литературной Империи, этот спрут от печатного бизнеса, обезвреженный, с выдранным жалом и щупальцами, надежно запертый двумя послушными Антону Павловичу пешками, встречал теперь Антона Павловича на ступенях издательства и, распахнув навстречу объятия и двери, вел в кабинет, где поил «Араратом», рукой утопающего встряхивая Антона Павловича за рукав и подписывая суммы по договорам.
«Вот погоди у меня, скряга! Приду домой, я тебе покажу! Я тебе устрою!» – думал Антон Павлович, если подписанная сумма казалась ему недостаточной, и смело глядел в глаза этому страшному человеку. В ответном взгляде литературного монарха он встречал плохо скрытую панику.
Соломон Арутюнович боялся, что плодовитый и рейтинговый Антон Павлович уйдет от него к Курамурзену Ароновичу Баклаге из враждебного Империалистического Литлагеря «МИРЛИТА».
«И уйду! Не сомневайся, осьминог!» – думал Антон Павлович, спеша домой с радостью человека, недавно женатого и возвращающегося к любимой жене.
Но Антон Павлович спешил не к любимой жене. Антон Павлович спешил к шахматной доске.
И все радостнее делались его возвращения домой. И все раньше просыпался Антон Павлович по утрам.
Как малое дитя, играя, собирает и разбирает в своем манежике разноцветные пирамидки и кубики, гремит погремушками и грызет печеньки, так и Антон Павлович время от времени, утомившись своей сложной, многоходовой партией, забывался, позволяя себе расслабиться и играть запросто, без правил, прыгая по доске какой-нибудь пешкой или ладьей.
Прыг-скок! – скакала по клеткам какая-нибудь Лидия Алексеевна или Наталия Николаевна. Прыг-скок! – догоняла ее еще какая-нибудь дама и – ам! – съедала ее.
– Добрый вечер! – говорил иной раз Антон Павлович за белого или черного короля. – Дайте-ка мне, пожалуй, полбатончика во-он той краковской колбаски!
– Краковскую не режем, – отвечал Антон Павлович за продавщицу.
– Как это не режем? Почему? – возмущался Антон Павлович за короля.
– Не режем, да и все, без «почему»! – отвечал Антон Павлович за продавщицу и, чтобы дальше не спорить с нахалкой и не мотать себе нервов, съедал ее, да и все!
Занятие это доставляло Антону Павловичу много радости. Приносило успокоение в неудачах и проливало бальзам на наносимые жизнью раны.
А тем временем в городе началась череда очень странных исчезновений, о которых вскоре заговорили в газетах и новостных передачах.
Например, у Галины Семеновны Стрептококковой, живущей в том же подъезде, что и Райские, прямо из квартиры совершенно пропал муж. Муж назывался Стрептококков Семен Николаевич и был очень известный литератор, автор драматической прозы и детского сборника стихов «Кропопуленька».
Галина Семеновна, вернувшись из магазина «Полтушка», куда всего на пять минут выходила за говядиной для бульона, войдя в квартиру, как обычно позвала мужа по фамилии.
Стрептококков не откликнулся и не вышел помочь Галине Семеновне с тяжелыми сумками.
Тогда Галина Семеновна, придя в естественное возмущение, сократила знаменитую фамилию автора драматической прозы и позвала супруга «стрептококком».
– Стрепто-ко-о-окк! Стрептококк! Ты где, черт бы тебя побрал?! – еще не сердясь, а даже игриво крикнула Галина Семеновна и, так и не дождавшись ответа, стиснула в молнию губы и направилась в кабинет.
В кабинете Семена Николаевича не оказалось. И даже хуже того, проклятого Стрептококкова не нашлось на лоджии. В ванной и туалетных комнатах Стрептококковых также было темно и пусто.
Галина Семеновна растерялась и, потоптавшись у письменного стола Семена Николаевича, искренне пожелала пропавшему, чтобы тот провалился.
Привыкший за двадцать лет незаметно протекшего брака подчиняться супруге, супруг, разумеется, сгинул окончательно.
Галина Семеновна хотела приняться за скандал, но скандалить с самой собой в опустевшей квартире оказалось скучно. Тогда Галина Семеновна бросилась выяснять и обзванивать. Ничего не добившись от бестолковых друзей-литераторов своего бестолкового литератора, Галина Семеновна пробежала по лестнице на шестой этаж дома и ворвалась к подлой женщине, Анне Аркадьевне Заблудшей, старой утконосой блондинке, похожей на хлебную плесень.
Показав Анне Аркадьевне кулак, Галина Семеновна стала искать своего Стрептококкова у подозреваемой под диваном. И даже для чего-то ввинтилась змеюкой по стремянке на антресоли…
