На следующий день Дарью вызвал Наум Михайлович… Стыдливо пряча свои выпуклые, как у рака, глаза, повернувшись к девушке вполоборота, он пробубнил в стол:
– Дашенька, вам вчера здорово досталось в этой безобразной драке…
Дарья непроизвольно прикоснулась к разбитой губе. И к фингалу под правым глазом…
– Так вот… Я, как плохой руководитель и командир, не придумал ничего лучшего, кроме как отправить вас, временно, конечно, в полевой госпиталь, на передовую. Понимаете, Дашенька, там доктор, кстати, прекрасный полевой хирург, Ваня Воржев, остался в гордом одиночестве! Да-да! Вот так случилось, что у него выбило всех операционных сестер! Понимаете? А как же…
– Наум Михайлович, – прервала его затянувшийся монолог Дарья. – Я же военный человек! И на фронт пришла добровольцем! Что ж вы меня агитируете, когда я уже и так поняла, что мне нужно срочно выезжать на передовую!
– Эх, девонька! – Даше показалось, что в углу глаза начмеда, которым он искоса взглянул на нее, блеснула слеза. – Так я потому и агитирую, что стыдно мне, старому! Тебя только вчера здорово избили, а сегодня я вынужден посылать тебя черту в зубы! Ну?! Разве я правильно поступаю?! Нет, нет, нет! Но! Нет у меня и других вариантов, ибо ты, девонька, лучшая! И сможешь работать одна там, где должны работать трое!
– Наум Михайлович, родненький, когда мне ехать? – взмолилась Дарья – ей стало неудобно от похвал старика, и она зарделась…
– Так ведь прямо сейчас и ехать! – всплеснул пухлыми ладошками начмед. – Прямо сейчас! Авто уже ждет тебя у порога! Ты уж прости…
Три дня на передовой, в полевом госпитале, пролетели для Даши как один бесконечный день в операционной. Она не помнила, как отходила от стола, как кемарила пару часов тут же, на кушетке, как жевала за три дня один каменный сухарь, запивая его кипятком…
А потом прилетели фашистские самолеты… И после их налета уже не было ни госпиталя, ни раненых, никого… После бомбежки из двухсот двадцати раненых и медперсонала осталось в живых восемь человек.
Потом она отступала с отрядом морской пехоты, который последним уходил из-под Дуванкоя в зареве пожарищ. Горело все: железнодорожная насыпь, водокачка, горели металлические цистерны и даже вода в лимане.
Закрепились в каком-то поселке, в рабочей столовой… И начался бой.
– Там еще человек десять убитых! – угрюмо пробасил Шахов, возвратившись из окопов. – Надо бы…
– Если пойдем за телами, потеряем всех! – отрезал старший лейтеннт Серков. – А кто тогда отобьет следующую атаку румын?
– Командир! – К ним подбежал Олежка Юрко – младший сержант из пехотинцев, прибившихся к морякам при отступлении. – Там Тесленко с ранением в живот. Сюда несут. Надо бы медика!
– Даша! Ракитина! – крикнул Серков. – Ты где?!
– Здесь я! – продирая глаза, Даша вышла из рыбного цеха. Она спала при каждом удобном случае – не могла отоспаться после бессонных ночей в госпитале.
– Готовься! Раненого несут.
Даже при самом поверхностном осмотре раны Тесленко Даше стало ясно, насколько она плоха. Пуля попала в нижнюю часть живота, там и осталась…
– Ну что, эскулап? – спросил Серков и сам же ответил: – Тебе придется оперировать его прямо здесь!
Даша беспомощно огляделась… Разбитые витрины, разбитая пулями мебель… Грязь и кровавые потеки на кафельном полу…
– Здесь нельзя! – Она уже знала, что оперировать ей придется – Серков заставит…
– Несите сюда стол из мясного цеха! – Серков не слушал ее. – Быстрей! Юрко, горячую воду давай из титана!
Моряки притащили из цеха металлический стол, и Серков окатил его кипятком из чайника, принесенного пехотинцем.
– Застилай плащ-палаткой! – Серков протер стол чистой тельняшкой, выдернутой им из своего рюкзака. – Укладывайте Тесленку!
Старший матрос Тесленко – здоровенный мужик, два года отслуживший на кораблях, громко ругался, обзывая очень нехорошими словами Гитлера и других руководителей Третьего рейха и желая им всяческих кар и неприятностей.
Даша приготовила хирургические инструменты и вдруг встала, опустив руки…
– А не будет никакого наркоза! – жестко отрезал Серков, увидевший состояние девушки и поняв, что ее встревожило.
– А как же… – растерянно произнесла Даша.
– А никак! Режь давай!
– Ты режь, дочка! – прохрипел Тесленко. – Не бойсь, я могу терпеть!
– Но он же свалится в болевой шок! – не сдавалась Даша. – И умрет…
– Режь! – гаркнул Серков. – Иначе он умрет и без твоего болевого шока!
Серков сунул в рот Тесленко деревянную рукоять своего боевого ножа, и Тесленко с силой зажал ее зубами.
Это была первая операция, которую девушка вынуждена была самостоятельно проводить в полевых условиях, на ходу постигая хирургическую науку. И первая вот так – без наркоза.
Дрожь в руках прошла, лишь только Даша коснулась скальпелем раны. Дальше было проще – «глаза боятся, а руки делают»…
Лицо Тесленко покрылось мелким бисером пота. Ему было холодно. Очень холодно… После стало жарко. Потом из глаз моряка потекли слезы, много слез. А легче…
Серков помогал Даше как мог…
Качнувшись, он сделал шаг в сторону, утирая пот, заливавший глаза.
– Кончили? – вытолкнув языком рукоять ножа, прошептал бело-серыми губами Тесленко.
– Да, мы кончаем, – так же тихо сказала Даша.
– Покажи. Что там?!
Девушка поднесла к глазам Тесленко зажатый пинцетом красный кусочек кишки, в котором торчало донце пули.
Тесленко с трудом поднял голову и увидел свой вскрытый живот: там кишки были синие.
– Почему там синие, а тут кишка красная? – спросил он, запинаясь.
– Красный кусок – больной кусок! – пояснила Даша, едва не теряя сознание от вида распахнутого живота матроса. – Сейчас зашью, и все!
После этого Тесленко стал быстро слабеть и говорить больше не мог. Он лежал как мертвый, а все вокруг говорили вслух о нем, как будто он ничего больше не мог слышать и понимать. Но он все слышал и понимал.
Он слышал, как вернулась группа прикрытия и чей-то осипший голос спросил:
– Жив?
– Жив! Еще жив, – сказала Даша и вдруг по-детски всхлипнула. – Теперь все в руках Божьих!
– Все, братишки! – немного оправившись после операции, гаркнул Серков. – Надо уходить. У нас впереди долгая дорога!
Когда Тесленко укладывали на носилки, он ничего не слыхал, но когда понесли, услышал Шахова – неразлучного друга с «Красного Кавказа».
– Кончается?
– Плох, но еще жив, – Даша шла рядом с носилками, придерживая голову раненого.
