Одно из изменений, которым предполагалось подвергнуть будущих нуэ, наделало особенно много шума. Продление жизненного срока. Тех, кто хотел получить такой ФИОрг, было гораздо больше, чем желающих стать рабочей силой, которая обеспечит продвижение человечества в космос и океанские глубины. Но рвущихся в долгожители учёные разочаровали: даже из участников проекта, среди которых слабых не будет по определению, продлевать жизнь станут не всем. Только тем, кого признают физически годными. Но и «годные» процентах в двадцати случаев могут отбросить коньки. Как в лотерее: или выиграешь непомерно долгую жизнь, или значительно сократишь ту, что тебе положена. Одним словом, шум быстро поутих.
Помню, когда меня признали годным, я сомневался – соглашаться или нет. Но не особо долго. Прожить в четыре-пять дольше обычного человека – перспектива заманчивая. Несмотря на двадцать процентов.
Говорят, название «нуэ» придумал сам Джесер. Ещё раз обратился к опыту Ватанабэ и добавил в лексикон новый «японизм». Чтобы дать имя проекту (а заодно и его будущим участникам), он мог бы выбрать любое чудовище из богатого мифологического пантеона, но остановился на нуэ, японском аналоге химеры.
Преобразовательный центр фоксовцы построили в Каране, там же состоялся первый набор добровольцев. Помню, уже тогда мы с Грегом обсуждали, как было бы здорово поехать туда и записаться в проект. Но дальше разговоров дело не пошло. Второй центр открыли в среднеевропейском Мовинграде, третий – в Азии, в Мейлине. Последний, четвёртый – у нас в Сейпио. Почему – не знаю. Сейпио – не второй по значимости европейский мультиполис, и даже не третий. Но появление центра изменило наши с Грегом жизни.
Теперь вера в «лучшее будущее» под большим вопросом. Не хотелось бы, чтобы вопрос возник и рядом с верой в то, что однажды я увижу космос.
* * *
Дневниковые записи двухсотлетней давности были целы до сих пор. Только хранились не в давно устаревшем лэптопе, а в теленоуте Гая Юлия.
* * *
За всё время легионерской службы в Евразийский Союз Джулиус возвращался дважды. Первый раз – через тридцать лет после отъезда. Тогда причина была в просьбе родителей. Чувствуя, что их жизнь клонится к закату, они захотели помириться с сыном, с которым расстались не очень хорошо.
После того, как примирение состоялось, Джулиус встретился со своим давним другом Грегом Сноутоном. Постаревших родителей видеть было непривычно, но всё-таки их возраст воспринимался естественно. Но глядя на Грега, Джулиус чувствовал себя странно. Его ровесник смотрелся на свой возраст – за пятьдесят. А сам он за прошедшие годы почти не изменился.
Они долго разговаривали. За границей Джулиус мало интересовался евразийскими новостями, но тут стал задавать Грегу один вопрос за другим.
Сноутон рассказал, что офстаты стали больше социальным явлением, чем политическим. Технократов теперь уже не ассоциируют со «Свободной Евразией». Джесер оставил кресло премьер-министра, полностью посвятив себя развитию своего производства. Сфера деятельности «Основы» всё расширяется: энергетика, металлургия, машиностроение… Трудно сказать, чего на этом предприятии не делают. Разве что не пекут булки и не шьют одежду. Последовав примеру Джесера, другие технократские лидеры тоже создали компании, подобные «Основе». И подписали договор «О техническом прогрессе» – фактически, поделили между собой рынок и сделали невозможной свободную конкуренцию.
– Официально технократы от политики устранились. Но на самом деле никуда из неё не ушли, – покачал головой Грег. – По крайней мере, главы компаний. Настоящая власть – в их руках. У каждой компании появилась собственная марионеточная партия. Для виду все твердят про «повышение уровня жизни евразийцев», про «демократические свободы» – вот уж нелепость. А на деле стремятся прибрать к рукам большую часть мест в Палате, чтобы получить преимущество перед остальными.
– А что турниры?
– Превратились в обычай, как того и хотел Джесер. В обычай технократов. Они даже ввели запрет на занятия боевыми искусствами для всех, кроме самих себя.
– Ну и бред!
– На почве технократско-новосамурайского аристократизма у них поехала крыша. Фамильные гербы, настоящие замки вместо домов…
После технократов разговор сам собой перешёл на психологов. И Грег подтвердил догадку, которая прежде приходила Гаю Юлию в голову, хотя в дневнике он о ней не написал:
– Да, тридцать лет назад им пришлось прятаться в руинах старых городов. В тех, которые не превратили в гетто. Не самое надёжное укрытие, власть о нём знала. Но на тот момент её это устраивало. Проблема психологов как бы самоустранилась, без некрасивой затяжной «охоты на ведьм».
– Понятно, почему без друзей вроде тебя психологи бы не выжили.
– Да, психологи нуждались в поддержке людей, которые не лишились всех прав, как они. Иначе оказались бы отрезаны от мира. И такая поддержка у них была. И есть. Но теперь всё начинает меняться…
– Что именно?
– Мультиполисы растут. Почти сливаются с остатками старых городов. Скоро многие из этих развалин превратятся в трущобные районы мультиполисов. Гетто уже сейчас называют «кварталами неспящих». А психологи… со временем они снова окажутся втянуты в ту жизнь, от которой ушли. Конечно, на полузаконных основаниях, но это уже немало. И правда всё равно окажется сильнее технократского вранья. Представить психологов бунтовщиками им не удалось. Если на эту удочку кто-то и попадался, то только первое время, из-за шока от джесеровской «справедливости».
– Зато им хорошо удалось отвлечь внимание людей от истории с психологами. И посеять сомнения. Я всего несколько дней в Сейпио, но впечатление у меня сложилось именно такое.
– Хочешь сказать, психологов и всё, что с ними связано, перестанут принимать всерьёз? В смысле безопасности это не так-то и плохо. Технократы сыграют против самих себя: поколение их собственных праправнуков может поверить в их выдумку сильнее других офстатов. А чем легкомысленнее технократия будет относиться к психологам, тем у них выше шансы улучшить своё положение.
– Ну, в своей среде технократы могут и не распускать выдумки.
– Информационное пространство едино. Когда-нибудь неизбежно возникнет путаница. Технократы изо всех сил стараются отделиться от остальных, вот и получат, что хотели. Отделят себя от действительности. Простые, обычные люди будут знать больше правды, чем они.
– А как же единое информационное пространство?
– Каждый воспринимает ту информацию, которую готов воспринять. На которую настроен. Если в твоём кругу многие считают, что психологов давно не существует – в Сети и где угодно ещё ты отыщешь этому подтверждение. А если живёшь не в каком-то «кругу», а в реальности, если слышал про психологов и, может, сталкивался с ними…
– Я понял. И всё-таки на «простых и обычных» людей выдумки в большей или меньшей степени тоже повлияют.
– Да. Но, Юлий… Пусть десять, сто тысяч людей будут сомневаться: есть ли психологи, нет ли, и вообще, кто они такие… Из этой сотни тысяч найдётся один, кто поверит. Наше отношение к событиям, свидетелями которых мы не были, определяется не столько знанием, сколько верой. И иногда вера побуждает совершать поступки.
