— Итак, повторяю: я готова взять на себя ответственность за работы и все, что может произойти во время них.
Герцог Яримский поднял руки, признавая правоту Рапсодии, и откинулся на спинку кресла. Остальные члены совета начали изумленно переглядываться. Наконец Карскрик тяжело вздохнул, окончательно сдаваясь.
— Хорошо, миледи.
Рапсодия встала из-за стола и радостно улыбнулась.
— Прекрасно! Спасибо. Мы встретим короля Акмеда и отряд его мастеровых через четыре недели в Ярим-Пааре, на площади, где стоит Энтаденин. — Она посмотрела на удивленные лица присутствующих, не сводивших с нее глаз. — Ну, господа советники, если на сегодня не осталось никаких срочных дел, я, пожалуй, прикажу мужу отправить вас всех отдыхать.
Эши мгновенно вскочил на ноги.
— Да, разумеется, благодарю всех за терпение. Я позабочусь о том, чтобы вам завтра дали выспаться. А продолжение совета отложим на послезавтра. По меньшей мере. Спокойной ночи, Гвидион.
Он пододвинул свое кресло к столу, поклонился каждому из советников в отдельности и быстро повел Рапсодию из библиотеки. По дороге он наклонился к ней и тихонько прошептал на ухо:
— Добро пожаловать домой, милая. Меня радует, что я не растерял свои фамильные способности: я чуть не перессорил между собой всех членов совета.
Когда они проходили мимо большого открытого камина, огонь взмыл вверх, приветствуя Рапсодию, но тут же успокоился, однако она остановилась и быстро оглянулась.
— В комнату… сюда кто-то только что вошел? — шепотом спросила она Эши.
Король намерьенов остановился, и его глаза чуть сузились. Он призвал на помощь восприятие дракона и тщательнейшим образом обследовал всю библиотеку. Ему потребовалось всего несколько мгновений, чтобы проверить каждую нить в коврах, каждую свечу, каждую страницу в книгах, вслушаться в дыхание каждого из членов совета, почувствовать каждую капельку дождя на улице.
Он не заметил ничего необычного, но внутри у него все похолодело.
— Нет, — ответил он наконец. — Ты что-то почувствовала?
Рапсодия вздохнула и покачала головой:
— Ничего определенного. — Она взяла мужа за руку. — Возможно, дело в том, что я хочу как можно быстрее отсюда уйти и остаться с тобой наедине.
Эши улыбнулся и поцеловал ее тонкие пальцы.
— Миледи, я, как и всегда, склоняюсь перед вашей мудростью.
Продемонстрировав поразительную силу характера и сдержанность, он дождался, пока двери библиотеки закроются за ними, и только после этого подхватил Рапсодию на руки и, перепрыгивая через несколько ступеней разом, понес ее в их апартаменты, расположенные в башне.
В библиотеке шторы из дамасского шелка на стеклянных дверях балкона, выходящего на музей намерьенской истории, который располагался внизу, во дворе, слегка колыхнулись, но советники, не обращавшие внимания на бушующую за окнами непогоду, вновь занялись обсуждением своих насущных проблем.
Одно короткое мгновение, и шторы снова повисли неподвижно, точно смерть.
ОРАНЖЕВАЯ
ТОТ, КТО ЗАЖИГАЕТ ОГОНЬ,
И ТОТ, КТО УБИВАЕТ ОГОНЬ
Фрит-ре
2
Аргот, Портленд
НОЧЬЮ НА ГОРОД черной стеной обрушился ливень, такой сильный, что его колючие иглы буквально врезались в грязные мостовые улиц, ведущих к Дворцу Нравственности, высокому каменному зданию, в котором размещалась Судебная Палата Аргота.
Сенешаль на мгновение остановился на верхней площадке мраморной лестницы, ведущей в Палату, словно прислушивался к далеким голосам, которые нес ему безумствующий ветер.
На улицах города царила тишина, она казалась особенно пронзительной из-за рева ветра и грохота дождя. Даже в портовых тавернах и борделях владельцы погасили свет и закрыли ставни, чтобы не впускать внутрь непогоду.
Сенешаль посмотрел в сторону гавани, туда, где горели огни маяков, которые даже в такой ливень указывали путь к берегу кораблям, измученным суровыми ветрами. «Мы можем себе позволить потерять один день», — подумал сенешаль, глядя на маяки; свет на них вспыхивал и гас, прочерчивая небо неровными полосами, потом ненадолго становился ярче, когда в светильники подливали масла. Он глубоко вздохнул. Когда морские ветры несут на своих спинах смерть, это так здорово, так полезно для легких.
Сенешаль закрыл на мгновение глаза и поднял лицо к черному небу, позволив бушующему ветру коснуться своих век, наслаждаясь колючими прикосновениями ледяных капель. Потом он вновь посмотрел перед собой, стряхнул воду с плаща, вытер лицо и преодолел последние несколько ступеней, ведущих к Дворцу Нравственности.
Огромная железная дверь была закрыта на засов от ночи и непогоды. Сенешаль переложил небольшой холщовый мешок в другую руку, ухватился за молоток и постучал. Внутри раздался звук, похожий на звон колокола, возвещающего о приближении смерти, затем на мгновение вернулось эхо, но и его вскоре поглотил рев ветра.
Дверь распахнулась с громким металлическим скрежетом, и на ступени пролился водопад тусклого света. Стражник быстро отошел в сторону, сенешаль похлопал его по плечу и, оставив за спиной свирепствующую бурю, вошел в теплый просторный вестибюль.
— Добрый вечер, ваша честь, — с поклоном проговорил стражник и закрыл железную дверь за сенешалем.
— Милорд за мной посылал?
— Нет, все спокойно.
Принимая у сенешаля промокший насквозь плащ и треуголку, стражник подумал, что они произносят эти слова каждый вечер. Лорд никогда не посылал за сенешалем; по правде говоря, он вообще никогда ни за кем не посылал. Барон Аргота был отшельником, жил в изолированной от остального мира башне и общался только с горсткой самых доверенных советников, главой которых являлся сенешаль. Солдат вот уже четыре года стоял на посту у входа во Дворец Нравственности, но еще ни разу не видел барона.
— Хорошо. Доброго тебе вечера, — пожелал ему сенешаль.
Стражник кивнул и вернулся на свой пост у двери. Еще некоторое время он слышал шаги сенешаля, сапоги которого громко стучали по мраморному полу вестибюля, а потом в длинном коридоре, ведущем в зал суда. Стражник позволил себе выдохнуть, только когда эхо шагов окончательно стихло.
Свечи в подсвечниках, укрепленных на стене длинного коридора, ведущего в зал суда, ярко вспыхивали при приближении сенешаля, тени на полу пускались в дикую пляску, но потом все снова успокаивалось, и огонь опять горел ровно, словно ничего и не произошло.
Сенешаль открыл дверь в конце центрального коридора и вошел в темный зал суда, его глаза почти сразу же приспособились к царящему здесь мраку, после чего он осторожно прикрыл за собой дверь.
Глаза сенешаля, обведенные красными ободками, с любовью оглядели просторное помещение, бывшее свидетелем стольких исторических трагедий: здесь мужчины и женщины выслушивали обвинение, а потом и приговор. Сейчас его окружали лишь мрак и тишина, но отзвуки стонов и воплей отчаяния, раздававшихся сегодня и оглашающих зал изо дня в день, продолжали вибрировать в воздухе, наполняя его восхитительной симфонией боли.
