Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 36
…Во время допроса Варвара внимательно отслеживала: как Нычкин реагирует на каждый из вопросов Опера. На ее взгляд, центрфорвард был первым номером в списке подозреваемых: потому что он явно неприязненно относился к убитому Кондакову. А главное, потому, что Кондаков нашел свою смерть не где-нибудь, а в постели Нычкина.
И еще она не могла не заметить, что, когда Малюта предъявил Нычкину окровавленный нож, тот явно растерялся.
– Итак, вам знаком этот предмет, – утвердительно сказал Опер, возвратившись после разговора со следаком на свое место. Он взял в руки запечатанный в полиэтилен швейцарский офицерский нож и стал задумчиво вертеть его. Нычкин смотрел на ножик в руках Опера завороженно. После долгой паузы он пробормотал:
– Да, этот предмет мне знаком.
– Чей это нож? – вопрос Малютина прозвучал хлестко, как удар по мячу с одиннадцатиметрового.
Нычкин этот пенальти отбить не смог или не захотел. После долгой паузы, уронив голову, он признался:
– Мой.
– Та-а-ак, – угрожающе протянул Опер и спросил: – Ну и когда же вы, Нычкин, в последний раз держали его в руках?
– Откуда я помню! Он у меня в номере валялся.
– Где конкретно? – наседал Опер.
– Не помню я! Может, в тумбочке. А может, и на тумбочке. Или – в ванной. Или вообще в сумке.
– А вы им сегодня вечером пользовались? – Опер искоса поглядел на футболиста.
– Да, – тихо ответил форвард, смотря исподлобья. – Да, я им пользовался.
– Для того, чтобы убить им Кондакова? – хитро, но как-то по-будничному произнес Опер. Он атаковал, и на секунду показалось, что его последний удар, словно мастерски исполненный «сухой лист», обведет «стенку», прилежно выстроенную Нычкиным. Оборона футболиста посыплется, рухнет, и тот тихонько скажет простенькое и почти ничего не значащее «да». А потом, слово за словом, признается во всем. Однако Нычкин вскинул голову. В его глазах вспыхнули ярость и отчаяние.
– Нет! – голос футболиста прозвучал резко. – Я не убивал его!
– А ножичек-то ваш в крови… – казалось, сочувствующе произнес Опер.
– Я не знаю, почему! – выкрикнул Нычкин.
– Да вы спокойней, спокойней… – с деланым состраданием сказал Малюта. – Не волнуйтесь вы так – глядишь, и вспомните.
– Нечего мне вспоминать!
– Я не я, и хата не моя, – иронически прокомментировал оперативник, апеллируя к безмолвно сидящей в уголке Варваре. – Ладно. В таком случае расскажите, Нычкин: когда вы видели сей предмет в последний раз? – и Опер с грохотом бросил ножичек на стол.
Варе было очевидно, что футболист – в свои двадцать лет уже звезда! – совершенно не привык, чтобы с ним разговаривали подобным тоном, и что Опер своими несложными психологическими приемчиками – то угрозами, то шантажом, то фальшивым пониманием и сочувствием – абсолютно подавил волю молодого человека к сопротивлению.
– Я просто… – Нычкин помотал головой и, кажется, овладел собой, – просто… Мы сегодня со Снежанкой выпили. Я открывал в номере бордо. Штопором с этого ножика. А потом бросил его куда-то…
– Куда?
– Не помню. Может, на тумбочку. Или на журнальный столик.
– А может, сунул его себе в карман? В карман тренировочных?
– Может быть.
– Может быть… – с очевидной угрозой повторил Опер. И выстрелил вопросом: – А зачем ты ночью покинул свой номер? – Опер неожиданно перешел на «ты».
– Я? Ну, я же говорил… Мне не спалось… Снежанка уснула… А я пошел телевизор посмотреть…
– Значит, Снежана оставалась в твоем номере, в твоей постели. И она спала.
– Да.
– Похоже на правду. До сих пор все очень похоже на правду. А хочешь, – Опер прищурился, – я расскажу тебе, как все было дальше?
– Ну?
– Дальше дело было так… Ты сидел здесь, в комнате отдыха, у телевизора. А к тебе прибежала Снежана. И стала жаловаться, что к ней в комнату заявился Кондаков. Явился и пристает к ней…
Варвара внимательно следила за реакцией Нычкина. Тот сидел, набычившись, с непроницаемым видом.
– …Тогда в тебе, Нычкин, вскипела южная кубанская кровь, – продолжал Опер, – ведь характер у тебя взрывной, горячий. Это даже по игре видно… Словом, ты разозлился. Еще бы! Твой друг, а скорее, Кондакова можно назвать твоим недругом, пытается трахнуть твою девушку! В твоей же постели! Я бы тоже не стерпел!.. Ну, ты и бросился назад в свой номер. Схватил, что попало под руку, и ударил Кондакова. К сожалению, тебе под руку попал нож. И ударил ты его – этим своим ножом. И попал с первого удара – прямо в шею. Несчастный случай.
– Нет, – нахмурясь, проговорил Нычкин, – вы все врете.
Последняя его фраза прозвучала совсем по-детски. Да Нычкин и был еще, в сущности, ребенком (подумалось Варваре). Балованным, богатым, суперизвестным, но ребенком. Двадцать лет от роду – еще совсем мальчишка.
– А что? Все бывает в жизни, – по-отечески увещевающе сказал Опер. – Убийство в состоянии аффекта. Или даже, скорее, убийство по неосторожности. Случается… У тебя будет лучший адвокат. А Команда возьмет тебя на поруки. Ну, подумаешь, дадут годика два-три условно. А ты будешь в это время играть как ни в чем не бывало… Ну, Нычкин, давай, колись: так дело было?
– Нет! – ожесточенно выкрикнул тот. – Не так!
Варваре стало ясно: провокация Опера не удалась.
– Не так? – по-прежнему ласково спросил он Нычкина. – А как же тогда?
– Я уже рассказывал, – хмуро ответил центрфорвард. – Я ушел от Снежаны, заснул у телевизора и ничего не слышал.
– Жаль, – с деланым сочувствием вздохнул Опер, – чистосердечное признание облегчает наказание.
– Да что я – больной, по-твоему?! – Нычкин вдруг взорвался и тоже стал «тыкать» Оперу. – Что я, на самоубийцу похож? Похож, да?! Кондаков миллионы стоит! Миллионы долларов! Что я, дурак, его убивать? Меня бы потом самого за этого Кондакова повесили!
– Кто повесил? – быстро и вкрадчиво спросил Опер.
– Те, кому Кондаков принадлежит!
– А кому он принадлежит? – немедленно ухватился за слова Нычкина Опер. – То есть принадлежал?
– Кому-кому! Не знаю я, кому конкретно! В клубе у него про это спроси! Или у Старшого – старшего тренера нашего, я имею в виду. Может, они и скажут тебе.
– А ты кому принадлежишь, Нычкин? – ласково поинтересовался Опер.
– А это к вашему делу не касается, – хмуро сказал форвард.
– Ладно, – вздохнул Опер, потер лицо и спросил вдруг мягко, задушевно: – А раз ты не убивал, и я, допустим, тебе поверил, как ты думаешь: кто на самом-то деле Кондакова убил? – Варвару в очередной раз поразило, как легко Опер переходит от обвинительного, наступательного тона к доверительному (и наоборот).
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 36
