— Будем бдительны, — сказал проводник, когда дыхание вернулось к нему после ночного марафона[53]и когда француз и американец в состоянии были ему отвечать.
— Будем бдительны, — повторил Джон Корт, — и всегда готовы к отражению атаки… Кочевые племена где-то неподалеку… Ведь как раз в этой части лесной опушки они делали остановку… А вот и остатки костра, откуда еще вылетают искры…
Действительно, в нескольких шагах под развесистым деревом тлели еще не остывшие угли, слегка светясь красноватыми точками.
Макс Губер поднялся и с карабином на изготовку исчез в кустарнике.
Кхами и Джон Корт с беспокойством следили за ним, готовые в случае необходимости броситься на выручку.
Макс Губер отсутствовал не более трех-четырех минут. Он не увидел ничего подозрительного, не уловил никаких звуков, которые могли бы внушить мысль о близкой опасности.
— Теперь здесь никого нет. Туземцы наверняка ушли отсюда…
— А может быть, они обратились в бегство, когда началось нашествие слонов?..
— Вполне вероятно, — заметил Кхами, — потому что огни, которые мы наблюдали с месье Максом, погасли сразу же, как только рев стал перемещаться в северном направлении. То ли туземцы проявили чрезмерную осторожность, то ли перепугались до смерти… Ведь они могли себя чувствовать в безопасности за деревьями… Мне трудно объяснить…
— …то, что не поддается объяснению, — заключил Макс Губер, — и ночь не благоприятствует объяснениям. Дождемся рассвета! Пока же, признаюсь честно, я едва держусь на ногах… Глаза у меня слипаются…
— Не очень-то подходящий момент для сна, мой дорогой Макс, — заметил Джон Корт.
— Хуже и не придумаешь, дорогой Джон, да ведь сон не разбирает, он диктует свое… Доброй ночи! И — до завтра!
И мгновение спустя Макс Губер, растянувшись у подножия дерева, погрузился в глубокий сон.
— Устраивайся рядом с ним, Лланга, — предложил Джон. Корт. — А мы с Кхами подежурим до утра.
— Хватит и меня одного, месье Джон, — заявил Кхами. — Я к этому привычен… А вам советую последовать примеру вашего друга…
На Кхами можно было положиться. Ни на одну минуту он не потеряет бдительность!
Лланга прижался к Максу Губеру и заснул. Джон Корт, однако, решил бодрствовать. Четверть часа он еще беседовал с проводником. Оба говорили о невезучем португальце, с которым Кхами был давно знаком и чьи достоинства его спутники вполне оценили за время экспедиции.
— Бедняга потерял голову, когда увидел, что эти подлецы носильщики обобрали и бросили его, — снова и снова повторял Кхами.
— Несчастный Урдакс… — пробормотал Джон Корт.
Это были его последние слова перед тем как, сраженный усталостью, он вытянулся на траве и забылся крепким сном.
Не смыкал глаз один только Кхами. С карабином наготове, напрягая зрение и слух, он чутко улавливал малейшие ночные звуки, пристально вглядывался в густую темень, иногда поднимался и осторожно обшаривал ближние кусты и деревья, ежесекундно готовый разбудить своих компаньонов, если возникнет необходимость обороняться. До самого рассвета он был начеку.
По некоторым штрихам читатель уже смог установить различие в характерах двух друзей, француза и американца.
Джон Корт был человеком серьезным и практичным, склад его ума отличался рациональностью. Эти качества вообще присущи жителям Новой Англии.[54]Родившись в Бостоне[55]и будучи, таким образом, американцем по происхождению, он обнаруживал лучшие черты, свойственные янки.[56]Очень любознательный в вопросах географии и антропологии,[57]он самозабвенно увлекался изучением человеческих рас.[58]К этим его достоинствам присоединялись большое мужество и преданность друзьям, доходящая до крайней степени жертвенности.
Макс Губер оставался парижанином и в дальних краях, куда заносили его превратности судьбы; он не уступал Джону Корту ни в умственных, ни в душевных качествах. Натура менее практичная, он жил, можно сказать, в мире поэзии, тогда как Джон Корт обитал в мире прозы. Темперамент[59]толкал его на поиски необычного, экстраординарного.[60]Так что, как уже заметил читатель, он был способен на прискорбное безрассудство ради своей прихоти и фантазии, и осторожный его товарищ не всегда мог удержать своего друга от подобных поступков. Однако многие вылазки Макса Губера со времени отъезда из Либревиля заканчивались благополучно.
Либревиль — столица Французского Конго. Основанная в 1849 году на левом берегу эстуария[61]реки Габон, она, насчитывает нынче от тысячи пятисот до тысячи шестисот обитателей. Там находится резиденция[62]губернатора колонии, и не стоит искать других внушительных зданий, кроме его собственного дома. Госпиталь, заведение миссионеров, а в части промышленной и торговой — несколько магазинов, угольных и дровяных складов, вот и весь город.
В трех километрах от столицы находится «городок-спутник» — деревня Гласе, где благоденствуют немецкие, английские и американские фактории.
Именно там лет пять-шесть тому назад познакомились и крепко подружились Макс Губер и Джон Корт. Их семьи имели значительный интерес в американской фактории Гласса. Оба друга занимали там высшие должности. Это заведение процветало, ведя торговлю слоновой костью, арахисовым маслом, пальмовым вином и другими местными продуктами, например, орехом гуру, стимулирующим аппетит и энергию человека, ягодой каффа, очень ароматной и живительной. Эти плоды широко вывозятся на рынки Америки и Европы.
