— Вы уверены, что они принадлежат вам? — съязвила Шанталь, раздраженная его словами. Она вспомнила годы, прожитые в Ла-Круа. Арман вел себя так, будто она — его собственность, и это вызывало в ней ненависть.
Но Деметрис был невозмутим. Он посмотрел на нее и пожал плечами.
— Нет. Они же не предметы, которыми можно владеть. Но их верность принадлежит мне. Они мои люди.
Шанталь смотрела на его чеканный профиль, и тысячи вопросов теснились в ее голове. Короткая поездка из аэропорта к дому показалась ей бесконечной.
Напряжение все сильнее возрастало в ней, пока она не почувствовала, что похожа на деревянный детский волчок, который вот-вот сорвется с места в бешеном кружении.
А вдруг султан, муж Николетты, вовсе не нанимал его? Что, если он работает на кого-то другого? Что, если…
Шанталь бросила на Деметриса подозрительный взгляд. Выразительное лицо с высокими скулами и прямым носом не внесло успокоения в ее душу. Она никогда не встречала ни одного мужчину, чье лицо казалось высеченным из камня.
— Если вас что-то беспокоит, — спокойно сказал Деметрис, не отводя глаз от извивающейся горной дороги, — скажите мне.
Сказать? — удивилась она про себя, думая о прошлом. Дело в том, что она молчала слишком много лет, держала язык за зубами, не высказывала свой протест. Она не знает, как сказать о том, что ей нужно, где найти подходящие слова…
Долгие годы ее вежливо игнорировали. Годами все внимание было приковано к мужчине — воплощению опыта и мудрости. В Ла-Круа она никогда не была женщиной, живым человеком, принцессой королевских кровей. Она была просто сопровождающей. Как будто каждый визит, каждая поездка, каждое появление на публике устраивались только ради Армана. Ее видели только тогда, когда она была рядом с ним.
Его интересы. Его удовольствие.
Иногда, когда она была одна, ожидая Армана, люди заводили с ней разговор. Но стоило ему появиться, как их дружелюбие мгновенно исчезало. Наступало молчание. Все обращали внимание только на Армана.
Всю жизнь она уступает, соглашается, отдает, отдает. Придет ли время, когда она будет принадлежать себе? Найдется ли где-нибудь место для нее? Как выжить женщине в таком мире?
— Я не смогу успокоить вас, потому что вы не говорите, что вызывает ваше беспокойство.
— Я не беспокоюсь.
— И я не смогу помочь, если вы не скажете, что вам нужно, — продолжал Деметрис, как будто не слыша ее.
Помочь ей? Как он может помочь ей? Он мужчина. Шанталь охватил гнев, и, сжав пальцы в кулаки, она с трудом сдержала ярость.
— Приехали, — коротко объявил Деметрис, остановив машину у высокого побеленного здания, безликого, непритязательного.
У Шанталь перехватило дыхание. Она никогда не видела такого мрачного дома. Как он может жить здесь? Это здание, такое холодное и неприветливое, похоже на больницу.
Или на тюрьму.
Деметрис выключил зажигание.
— Добро пожаловать в ваш новый дом.
ГЛАВА ПЯТАЯ
— Это не мой дом, — гневно возразила Шанталь, не выходя из автомобиля. Она смотрела на большое белое здание, неприступные окна, полоску темно-синего неба, проглядывавшую за едва видимой крышей.
Деметрис остановился на пороге и повернулся к ней.
— В течение одного месяца он будет вашим.
Месяца? Он сошел с ума? Открыв дверь, Шанталь попыталась выбраться из машины, преодолевая острую боль в правом боку. Ребра горели огнем с той минуты, как они сели в самолет, но физическая боль была ничто в сравнении с мучительным сознанием того, что она не увидит Лилли.
— Не может быть, чтобы вы сказали — месяц.
Деметрис прищурил темные глаза и посмотрел на сжатые губы Шанталь. Он нетерпеливо качнул головой.
— Вы не в состоянии спорить со мной. Вам даже трудно выпрямиться.
Это вызов? Не обращая внимания на мучительную боль, Шанталь распрямила плечи.
— Со мной все в порядке.
Он махнул рукой, отказываясь обсуждать это.
— Пусть это решит врач. Он уже едет.
Войдя в дом, Деметрис поднялся на второй этаж, где находилась его спальня, по пути проверяя оставленные ему сообщения.
Большинство из них не носили чрезвычайного характера, за исключением сообщения от дворцовой охраны в Мелио. Он связался с главой службы безопасности и подошел к окну, выходившему на подъездную дорогу. Принцесса все еще стояла, прислонившись к капоту автомобиля. Она выглядела разъяренной. И отчаявшейся.
Он не может винить ее за это. Он тоже в отчаянии. Секс был ошибкой. Нельзя было терять самообладание. Но теперь чувство вины не поможет. Ошибка уже сделана, и он давно понял, что историю нельзя переписать.
В течение нескольких первых лет после разрыва с семьей он каждый день ожидал, что получит пулю в спину. Из клана не уходят. За несколько десятилетий он был первым, кто осмелился на такой поступок. Но его ярость была так сильна, утрата так тяжела, что обе противоборствующие стороны проявили уважение к его боли, признали свою роль в происшедшей трагедии и дали ему уйти.
Естественно, были неоднократные попытки вернуть его «домой», повлиять на него, убедить: деньги, психологическое устрашение, угрозы физической расправы, но Деметрис был так разъярен, что чувства у него притупились и смерть не пугала его. Поэтому он получил право на жизнь. И он отомстил и добился освобождения; одно последовало за другим.
Он превратился в профессионала, эксперта по прогнозированию преступлений и защите от них.
Теперь его охранная фирма считается одной из лучших в мире, возможно самой лучшей, и он сделал себе состояние на человеческом страхе, построил империю на убеждении, что случившееся с Катиной не должно повториться ни с кем.
— Деметрис? Ты меня слышишь? — Авел Драгоноис, эксперт по безопасности, которого он послал в Мелио для работы с дворцовыми детективами, вышел на линию. — Извини, что заставил тебя ждать.
— Что случилось?
— В ее комнате во дворце находилась камера, — сказал Авел. — Мы обнаружили ее. Она была вмонтирована в стену. Не последнее слово в технике и не правительственная или полицейская аппаратура. Обычная бытовая видеокамера.
Деметрис почувствовал, как все сжалось у него внутри.
— Где она находилась?
— Над кроватью.
Извращенец к тому же.
— Кто-нибудь проверил ее комнаты в Ла-Круа?
— Пока что король и королева отказываются сотрудничать с нами…
— Нам просто нужно проверить ее комнату, — прервал его Деметрис, раздраженный неуступчивостью родителей мужа принцессы Шанталь.
— Они считают, что мы позволяем себе вмешиваться в их личную жизнь.
