Ло Манто остановился перед стоявшим посередине спальни комодом — подарком матери по случаю приобретения квартиры — и посмотрелся в висевшее над ним длинное широкое зеркало. Его тело было исчерчено шрамами, словно склон горы — расселинами. Вот длинный изогнутый шрам под правой грудью, «подарок», полученный им в ходе захвата, в котором Ло Манто участвовал уже через полгода после прихода в полицию. А этот полукруглый неровный шрам на боковой стороне шеи остался от пули 38‑го калибра. Угоди она сантиметром левее, он бы сейчас не стоял перед зеркалом. Шестидюймовый рубец над пупком. Он появился после облавы на каморристов на берегу реки, когда во время захвата Ло Манто налетел животом на острую ветку дерева.
На его теле — от плеч до ног — насчитывалось около трех десятков отметин. Каждая из них напоминала о той или иной схватке с каморрой. Некоторые были незаметны для постороннего взгляда, другие — бросались в глаза не хуже каменных мышц, из которых состояло тело детектива.
Оглядев шрамы еще раз, Ло Манто присел на край постели и с улыбкой покачал головой, попытавшись представить, каким он станет в старости, если, конечно, ему суждено до нее дожить. Наверное, будет курить трубку с изжеванным мундштуком, набивая е. е крепким табаком, и надоедать слушателям одними и теми же полицейскими историями, до которых тем и дела не будет. Такого исхода любой офицер полиции боялся пуще смерти. Превратиться из бесстрашного рыцаря, стоящего на страже добра, в беспомощного, никчемного и надоедливого старика! Нет, только не это! Ло Манто хотелось бы, чтобы совершенное им не пропало втуне, чтобы оно возымело эффект на людей, которым он помог, и преступников, от которых очистил улицы. Для него было важно знать, что он живет не зря, что он служит большой и важной цели. Когда–то отец говорил ему, что именно такую жизнь человек может прожить в Америке, сейчас Ло Манто хотел прожить такую же жизнь здесь, в Италии.
Услышав звонок в дверь, Ло Манто повернул голову, а затем, сбросив с себя полотенца, натянул джинсы, вышел из спальни и, пройдя через скромную столовую, оказался в прихожей.
— Царица небесная! — воскликнул он, открыв дверь и увидев стоящую на пороге свою сестру Викторию. Когда она вошла, Ло Манто крепко обнял ее и сразу же понял: что–то случилось. Он провел сестру на кухню и усадил на стул. — Я сделаю кофе, а ты пока рассказывай, — проговорил он.
На два года старше брата, Виктория обладала необыкновенной красотой, присущей женщинам Южной Италии. У нее были длинные и густые каштановые волосы, чудное тело, не нуждающееся в изнурительных физических упражнениях для поддержания стройности, и смуглая кожа. Когда в ее глазах оливкового цвета загоралась улыбка, мужчины теряли головы, но сегодня овальное лицо Виктории было осунувшимся, а в глазах залегла печаль.
Она рано вышла замуж. Даже слишком рано, как считала их мать, и не за того мужчину, как перешептывались их друзья и родственники. Муж Виктории, Фабио, работал в банке средней руки, содержал дом, и со стороны семья выглядела вполне благополучной. У них был один ребенок — пятнадцатилетняя Паула, которую обожали и баловали родственники как со стороны отца, так и со стороны матери. Виктория владела цветочным магазином в Лангомаре и ездила на кроваво–красном «Порше» 1998 года. Она приобрела эту машину за непомерную цену на полицейском аукционе. «Порше» Виктории очень нравился, хотя автомобиль с такими скоростными параметрами был ей совершенно ни к чему.
Ло Манто поставил турку на плиту и зажег газ. От его внимания не укрылись нервные движения сестры, исходящие от нее озабоченность и тревога.
— Кофе будет готов меньше чем через десять минут, а ты еще не сказала ни слова.
— Паула пропала, — с трудом выдавила из себя Виктория. — Вот уже три дня, как от нее — ни слуху ни духу.
— Когда ты об этом узнала? — спросил Ло Манто.
— Примерно час назад, — ответила Виктория. — Мне позвонили из нью–йоркской семьи, в которой она живет. Они просили меня не волноваться. По их словам, Паула, возможно, решила у кого–то погостить и не догадалась предупредить их.
— Они сообщили в полицию?
— Их мама связалась с полицейскими прямо перед тем, как позвонить мне. Они как раз собирались в участок, чтобы написать заявление о пропаже.
— Ты хорошо знаешь этих людей? — поинтересовался Джанкарло. Он сам проверял их через своих дру–зей в полиции Нью—Йорка, когда узнал, что его племянница по программе студенческого обмена отправляется в этот город на месяц и будет жить в обитающей на Манхэттене семье из трех человек — мужа, жены и дочери–студентки. Ему сообщили, что семья — вполне благополучная и добропорядочная.
— У них — отличная репутация, Джан, — махнула рукой Виктория, словно отгоняя безосновательные сомнения брата. — Ты не единственный, кто может снять телефонную трубку и навести справки. Эта семья принимает у себя подростков из–за границы каждое лето на протяжении последних шести лет, и до сих пор ничего не случалось. В прошлом году у них жила Клаудиа, дочь моей соседки Констанцы.
— Почему же они ждали три дня, прежде чем позвонить тебе и в полицию? — спросил Ло Манто.
— Нечто подобное случалось и раньше, — пояснила Виктория. — Трижды за последние три года, и каждый раз — с одинаковым результатом. Они звонили копам, писали заявления, и после этого ровным счетом ничего не предпринималось. А потом парень или девушка возвращались, даже не задумываясь о том, что в их отсутствие вся семья сходила с ума. Они же подростки, Джан! Они далеко не всегда ведут себя идеально.
— Паула — не такая! — возразил Л о Манто. — Кроме того, куда она могла отправиться, не желая, чтобы об этом узнал кто–то еще? Кто мог заставить ее забыть о том, что необходимо предупредить хозяев дома? Если она по какой–то причине не захотела довериться им, она непременно позвонила бы тебе, а если бы она оказалась в беде, то связалась бы со мной.
— Мне нужна твоя помощь, — проговорила Виктория. — Я хочу, чтоб ты отыскал ее.
— У нее есть сотовый с выходом на международные линии? — осведомился Ло Манто.
— Нет, только на местные. Она звонила мне не реже одного раза в неделю.
— Когда ты разговаривала с ней в последний раз?
— Накануне ее исчезновения, — сказала Виктория. — Пятнадцать минут с ней говорила я и еще минут пять — отец.
— Как звучал ее голос? Ты не услышала в нем тревоги или страха?
— Она скучала по дому, но не более того, — сказала Виктория, беря со стола салфетку и вытирая навернувшиеся слезы. — Она только что вернулась из парка развлечений, где провела целый день, и собиралась пойти в кино с какими–то своими друзьями. В парке, на каком–то аттракционе, Паула даже выиграла приз — плюшевого мишку, которого собиралась подарить бабушке по возвращении домой.
— Ты знаешь имена ее друзей? — Ло Манто налил две чашки кофе, поставил одну из них перед сестрой и смотрел, как она берет ее дрожащей рукой. — Паула когда–нибудь упоминала их в ваших разговорах?
— Только однажды, — сказала Виктория, ставя чашку на край стола. — На какой–то вечеринке она познакомилась с девочкой, которая говорит по–итальянски. Выяснилось, что они живут по соседству и у них общие интересы. С тех пор они вместе стали ходить по музеям и художественным галереям.
