Но с тех пор как я очутилась в семье Барле, я больше не верила в совпадения.
Вскоре Делакруа исчез в лабиринтах дворца вместе с кучкой крикунов, спешащих за ним по пятам. Сам того не ведая, он расчистил мне путь, и я, в свою очередь, смогла войти в XV исправительную палату, избежав докучливого внимания.
Зал заседаний полностью соответствовал тому, как я его себе представляла: повсюду деревянная отделка, потертые бархатные кресла, люстры, висящие вдоль арок и с большим трудом освещающие помещение с головокружительно высоким потолком. В глубине, за лакированным деревянным столом, окруженный двумя заседателями и горой документов, сидел председатель. Он явно был раздражен возбуждением, которое витало в зале среди любопытствующей публики, и затягивал с началом слушания дела. В первом ряду, спиной ко мне, скрестив руки на груди, непоколебимо стоял Луи. С другой стороны центральной трибуны я увидела знакомый облысевший череп и самодовольную отвисшую губу Антуана Гобэра, который выступал в качестве гражданского истца. Его адвокат лихорадочно рылся в своих записях.
Раздались два сухих и отрывистых удара молотка, резко положивших конец возбужденному гомону. Все поспешили на свои места, и представитель верховной власти, старик шестидесяти лет, заявил слегка дрожащим голосом:
– Итак, мы собрались здесь для того, чтобы вынести решение по делу выдвинувшего обвинение объединения родителей учеников АРВУГОУ в лице их законного представителя, господина Антуана Гобэра, против галереи искусств Барле-Соважа, представленной ее управляющим, господином Дэвидом Барле…
Один из заседателей прошептал ему что-то на ухо, и болезненный судья со звонким першением в горле вновь произнес:
– Кхмм… Да, простите, господином Луи Барле, здесь присутствующим.
Волна веселья охватила зал. Если бы только эти люди знали, до какой степени небольшая оговорка судьи, внешне несущественная, была близка к реальности…
– Господин Барле, признаетесь ли вы в том, что добровольно выставляли видео лиц, занимающихся мастурбацией, в витрине вашей галереи?
– Да, господин председатель.
– Вы подтверждаете, что ответственность за это решение лежит только на вас?
– Да.
На каждый утвердительный ответ моего мужа публика отзывалась возмущенными вздохами. Будучи в курсе клеветнической кампании, организованной Гобэром по приказу Дэвида, я не удивилась тому, что зал настроен против Луи.
Через полчаса государственный обвинитель начал зачитывать свое ходатайство, еще более суровое, чем гражданский истец:
– …строгое применение закона, господин председатель. То есть в соответствии со статьей 227—24 Уголовного кодекса семьдесят пять тысяч евро штрафа и тюремное заключение до трех лет.
Даже присутствующие, которых нельзя было заподозрить в снисходительности к моему Луи, казалось, были удивлены суровостью требуемого приговора.
– Чем вы мотивируете такой строгий приговор, господин прокурор? – спросил председатель, поворачиваясь к своему коллеге.
– Предшествующими прецедентами подсудимого, господин президент. Я позволю себе напомнить суду о приговоре за развратные действия и эксгибиционизм, отягчающий решение, принятое в мае 1999 года.
– Безусловно, мы в курсе его судимости, это дело фигурирует в досье, – отмахнулся тот.
Прокурор, денди с копной седеющих волос, кажущихся ненатуральными, почти злорадствовал, передавая слово адвокату Гобэра, такому же неприятному, как и его клиент.
– Вы забываете о двух вещах, господин президент, – произнес тот. – Первое – вот эта серия фотографий, датированная днем открытия выставки, ставшей предметом обвинения. Они были сделаны снаружи галереи, на улице Севинье…
Адвокат достал из конверта кипу увеличенных цветных фотоснимков и начал трясти ими сначала в направлении председательской трибуны, затем в сторону зала. На каждом из них можно было видеть детей и подростков, столпившихся перед экранами. Я без труда узнала моделей на видео «Permanent Sex». Полагаю, эти фотографии были сделаны в первые минуты выставки, в тот момент, когда Луи еще не осознавал возбуждения, нарастающего перед витринами. На сей раз нарушение закона в виде демонстрации порнографии перед несовершеннолетними было абсолютно неоспоримо.
Вопрос, который оставался без ответа: кто сделал эти снимки? Кто мог заранее знать, что произойдет перед экранами… если не Антуан Гобэр собственной персоной, предупрежденный Дэвидом?
Я видела, что Луи не проявлял никаких внешних эмоциональных реакций. Так же, как и Зерки, который, должно быть, ждал подобного обвинения и ограничивался лишь тем, что делал заметки на обложке папки.
Даже отсюда я чувствовала, как мой муж кипит от бешенства. Внутри он был подобен карточному домику в момент разрушительного дуновения. Я так хотела бы заключить его в объятия, ласкать нежно, совсем не так, как в случае описанного в Интернете грубого животного секса. Защитить, словно щитом, своими объятиями, смягчая его приступ ярости.
– Ну что ж, я полагаю, что мы достаточно увидели, – резко сказал председатель. – Какой еще информацией вы бы хотели поделиться с нами?
Адвокат Гобэра наклонился над столом, чтобы достать вторую пачку документов. Так как я сидела почти у самого выхода, мне было сложно различить их содержимое.
– Оставляю эти бумаги на усмотрение суда, – произнес он высокопарным тоном.
– О чем там идет речь?
– Выдержки из блога, который вели последние месяцы Луи Барле и его молодая спутница, мадемуазель Анабель Лоран. Блог, где они выставляли напоказ свою близость, хм… без комплексов и предрассудков, в мельчайших подробностях. Добавлю также, что эти страницы общедоступны в Интернете и представляют собой явное подстрекательство к тому, чтобы неопытные молодые люди перенимали описанное особо развратное поведение.
Я опасалась того, что кто-нибудь из присутствующих в зале все-таки узнает меня. Но никто, казалось, не обращал на меня внимания. Все увлеченно следили за тем, что происходит на авансцене.
С момента ее посвящения в любовницы Эль приобретала новые навыки со скоростью, поражающей партнера. Теперь уже она задавала тон их отношениям. И вопреки ожиданиям проявляла интерес к тем любовным игрищам, которые сам Луи никогда не осмелился бы предложить ей. Ничто не возбуждало Эль так, как, например, возможность отдать своего мужчину в руки одной из шлюх, которыми он пользовался еще до того, как встретил ее.
Чаще всего она сидела обнаженной на стуле, стоящем возле кровати. Пока блондинка делала Луи минет, Эль медленно раздвигала ноги и начинала ласкать себя. Она любила каждую деталь, каждую жилку, вздувавшуюся на его мощном стержне, каждый всхлип своего мужчины, когда его член исчезал в нежных розоватых половых губах. Иногда Эль поощряла девушку словами или легким шлепком по ягодицам, прямо перед тем, как ввести в свое лоно секс-игрушку. Когда наконец Луи входил в молодую красотку, она меняла положение так, чтобы наслаждаться зрелищем в самом выгодном ракурсе. Именно этот момент Эль выбирала для того, чтобы засунуть вибратор так глубоко в свою вагину, как только было возможно. Она двигала им все быстрее и быстрее. Вибрации охватывали все тело, сотрясали низ живота. Возникающие в голове мысли казались беспорядочными, но все они были очень возбудающими: она представляла себя одновременно и членом Луи, и влагалищем той, которую он трахал, и пенисом незнакомца, который, в свою очередь, имел ее… Эль больше не знала, женщина она или мужчина, член или вагина… и от этого замешательства, вдобавок к зрелищу, как ее мужчина наслаждается рядом с ней, рождалось счастье с пикантным и ни с чем не сравнимым вкусом.
