Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 22
Но я не отпустила его на Рублёвку, потому что колодец оказался недостаточно чист, и его следовало промыть хорошенько минимум ещё раза два, иначе ассенизатор не получит свои 700 рублей. В ответ он снова раскрутил шланг и пообещал всё закачанное запустить обратно. Я с воплями повисла на шланге, одновременно названивая в фирму. Там с ним поговорили, и он с отвращением сообщил, что пошутил. Оказывается, шланг был с чистой водой, промывочный. «Мозги тебе промыть», – проворчала я.
А вот в случае, когда меня крупно надули с щебёнкой, была виновата только я. Их было трое, поставщиков щебня. У одного он был слишком дорог. Второй честно признался, что камень мелкий и много гранитной крошки. А третий, с акцентом, жизнерадостно прокричал, что щебень хотя и бэушный, но крупный и чистый, слушай, мамой клянусь!
Он ссыпал свои 12 тонн, и пока я в шоке наблюдала за растущей кучей мусора с редкими вкраплениями грязных камней, его напарник шустро выхватил из моей руки тёплый рулончик тысячерублёвок – и был таков. У меня всю жизнь задумчивая реакция.
Да, почему хозяйственными вопросами в нашем доме занимаюсь я, а не мужчина. Потому что я фрилансер – а значит, с точки зрения всех знакомых и родни, неисправимый лодырь. И чем мне ещё от скуки и безделья заняться, как не канализацией. Во-вторых, с моим мужем замечательно и легко жить, но от решения организационных задач он увиливает, как мышь от веника.
Первый муж меня к трубам и траншеям на пушечный выстрел не подпустил бы, и весело и играючи решил проблему. Но жить с ним было тяжеленько. «Нет в мире совершенства!» – грустно подметил Лис из «Маленького Принца».
Даже мини-экскаватор не мог пролезть в наш узкий дворик. Часть 40-метровой траншеи вырыли за лето муж и сын, а на глубинную копку желающих не находилось. Рекламирующие себя помощники по хозяйству, заслышав слово «лопата» и «канава», тут же скучнели и теряли ко мне всякий интерес. Предпочитали необременительную работу в тепле и сухоте: краник поменять, полочку повесить, шуруп ввинтить. Объявлений о таких услугах было пруд пруди. Предложение явно превышало спрос. А на земляные работы – дурных нема.
Но вот приехала иномарка, оттуда вылезли коротко стриженый молодой человек и двое рабочих. Молодой человек осмотрел фронт работ, оценил в две тысячи рублей за полдня (цены прошлой осени). Второго мужичка я не запомнила, а вот Санёк долго не выходил из головы. Что-то в нём было от горьковского Луки, толстовского Акима…
Был он щупл, проворен и по-птичьи взъерошен. Он стоял под ноябрьским ветром в надувшейся пузырём рубашонке, в яме с водой. Погружал худые руки по локоть в ледяную глинистую жижу, вычёрпывая её майонезным ведёрком, а когда и пригоршнями. Смотреть на это было жутко, а он беспрерывно шутил, всех подбадривал и беззубо улыбался.
На моё тайное предложение «пропустить для сугреву» – категорически отказался: «Это нам не следует». – «Да ведь никто не узнает». Чтобы избежать соблазна, он застенчиво опустил глаза и потряс головой. А вот от сладкого крепчайшего, горячего – почти кипяток – кофе, мужички не отказались. Пили, закрывая глаза от удовольствия – только успевай варить и подтаскивать в термосе свежий.
– Может, вам куртки потеплей принести? – Не стоит беспокойства. Мы привыкшие. А вот нельзя ли разжиться сигареткой – курить смерть хочется?
Было в Саньке что-то от зверька: будто всегда настороже, начеку, будто чего-то ожидал, втягивая голову в плечи.
Кивнул на нашу овчарку, которая за оградой вертелась вьюном, как дурной щенок: «А собачка у вас старенькая». На вполне себе здоровую вишню в ограде показал: «Помирает вишенка ваша, земляные воды точат». На следующую весну она высохла. «Давно домик построен (он обо всём говорил уменьшительно, ласково)? Лет двадцать будет?» Я поразилась его приметливости.
Когда хозяин считал деньги, Санёк, деликатно не глядя на нас, отошёл в сторону. Ловко и опрятно почистился, сапожонки тщательно вытер о траву и сложил в пакет, туда же отправил аккуратно сложенные рабочие куртку и брюки. Сел на заднее сиденье машины, предусмотрительно застелённое плёнкой, чтобы не запачкать велюровой обивки. И только осунувшееся лицо и запавшие глаза выдавали страшную усталость.
На следующий день я снова зафрахтовала работников и была рада увидеть говорливого, журчащего как ручеёк, Санька с напарником. Они управились раньше и сели ждать хозяина. На вопрос, какой процент им остаётся от заработанного, Санёк лишь потупился и улыбнулся.
«Где живёте? Есть ли семьи?» – «Да всяко, разно». Я предложила работать напрямую, без посредников. «Ну их, эксплуататоров. Выгодно и вам, и мне. Дайте ваши номера мобильных». – «Нам телефонов не положено». Сильно подозреваю, что и паспортов на руки им тоже было не положено.
– А я вас нынче летом видел, – поторопился свернуть со скользкой темы Санёк. – Стенку вам перевозили.
Я тоже вспомнила низенького щуплого грузчика, согнувшегося под неподъёмной секцией, как муравей под дубовым листом.
В последний момент выяснилось, что забыли отвинтить зеркала в мини-баре. Другие бы грузчики непременно заартачились, а он тут же запасливо вынул из кармашка отвёртку и уже искал глазами: «В тряпочку бы зеркальца завернуть – разобьются. Стеночка-то у вас ГОСТовская, советская, первых ещё выпусков. Фурнитурка вечная». И всё с улыбкой, с прибауткой.
Я поняла: улыбка, и вышучивание, и приветливость – это всё, что у Санька осталось. Потому что если при такой невыносимой жизни не улыбаться и не шутить – загнёшься. Это организм выработал такую защитную реакцию.
Я не знаю, как Санёк и его напарник угодили в такую ситуацию. Может, они когда-то сидели и считались обиженными. Зона повсюду раскинула свои невидимые щупальца. Из-за колючей проволоки плавно перетекла в зону на воле.
А может, это просто бомжи, алкоголики? И стриженый молодой человек исполняет роль санитара леса и функцию ЛТП (были в советское время лечебно-профилактические предприятия). Хотя, бог знает, куда заведёт меня буйная фантазия.
Год под знаком Канализации продолжался. Зиму мы кое-как протянули. В весенний паводок насос работал на пределе, на автомате. Летом грандиозные земляные работы продолжились.
Ближе к осени поняли, что своими силами не справимся. Вновь перешерстили объявления с предложением услуг на участке. И снова – полная апатия при словах «копка ям и траншей». Снова пришлось обращаться к хозяину Санька.
На этот раз из машины вышли трое нехилых ребят. Прокопать десять метров канавы глубиной полметра оценили в пять тысяч. Я подумала и отказалась.
Молодые люди на калькуляторе молниеносно подсчитали убыль, в которую я их ввела. Бензин и амортизация машины – раз. Время, потраченное на переговоры, на поездку туда – обратно – два. Далее, убытки, которые бригада понесла из-за меня в результате отказа от другого чрезвычайно выгодного предложения – три. Итого полторы тысячи.
Главный переговорщик смотрел на меня ясным приветливым взором и улыбался. Два его друга стояли рядом и скучающе пошевеливали могучими плечами под спортивными куртками.
Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 22
