Дэйвид проснулся, продолжая думать, что сжимает веревку. Пальцы болели, тело покрылось потом. В правой ладони был зажат извлеченный из головы сестры имплантат – Дэйвид так и не решился выпустить его из рук. Это была его истина, его тайна.
Он оделся и отправился в квартал «Гоморра» – место, которое обходили стороной даже законники, особенно после того, как начал действовать проект «Амок». Ряд аптек на входе предлагал купить наркотические препараты, не успевшие еще попасть под запрет. Салоны тату и скарификации пестрели яркими вывесками. Была середина дня, но игорные дома были открыты. Вернее, не дома, а скорее арены. Дэйвид знал о них достаточно много, потому что больше года вел в газете рубрику о собачьих и петушиных боях. Спорную рубрику, которую в итоге закрыли по решению суда.
Дэйвид не был на процессе. Никто не был. Лишь только защитники животных, тщетно пытавшиеся что-то исправить в этом мире. Это были три небольшие, официально зарегистрированные организации, которые объединились, чтобы запретить Дэйвиду вести свою колонку. Редактор газеты был рад скандалу – суд только придал колонке Дэйвида популярности. Да и после, когда решение было вынесено в пользу защитников животных, редактор решил, что настало время взяться за самих защитников. Дэйвид и пара его коллег подняли личные дела каждого из них – такой стала новая рубрика, пришедшая на смену закрытой судом. Грязи было столько, что вскоре суд упразднил судившиеся с Дэйвидом и газетой организации.
– О чем будешь писать на этот раз? – спросил Дэйвида высокий сутенер с длинными сальными волосами.
– Сегодня личное, – сказал Дэйвид и тут же добавил, что ищет приличный тек-салон, а не девочку на час.
Сутенер назвал ему адрес.
Это была крохотная комната, двери которой выходили на центральную улицу. Внутри не было ничего, кроме девушки за столом и пяти закрытых дверей, которые вели в подпространства, созданные местными умельцами. Законники давно перестали проводить рейды в подобных кварталах, превращенных незаконно созданными тоннелями подпространств в гигантский муравейник. Потому что если удавалось найти что-то стоящее, подпространство всегда можно было уничтожить, словно его и не было. Именно так происходило с химическими лабораториями, складами ворованного товара, аренами для собачьих боев. Они уничтожались со всем содержимым, сворачивались, прекращая свое существование. Как-то раз инженер одного из тек-салонов сказал Дэйвиду, что ему нужно написать об этом – потерянные подпространства. Он уверял, что уничтожается лишь вход – само место продолжает существовать где-то в небытие.
– Нет технологии, способной уничтожить эти крысиные норы, – говорил он.
Потом этот инженер пропал. Дэйвид слышал, что он замуровал себя в одном из подпространств после того, как окончательно спятил от длительного использования имплантата «Амок-16». Установки имплантатов проводились здесь же – в грязных, крохотных тек-салонах, и стоили довольно дешево. Но альтернативы не было. Это были модифицированные варианты. Дэйвид слышал о том, что человек с имплантатом мог запомнить в тысячи раз больше информации, чем человек без него. Слышал он и о том, что людям с новыми версиями «Амок» не нужны слова, чтобы общаться. Кто-то уверял, что при грамотной настройке это может заменить любой наркотик. Но были и осложнения после подобных операций: инфекции, сбои…
– Мне нужны все данные, что здесь есть, – сказал Дэйвид, протягивая тек-инженеру извлеченный из головы своей сестры имплантат.
Старик долго разглядывал устройство. Механизм его правого искусственного глаза, превращенного в камеру, гудел, фокусируясь на крохотном объекте. Это раздражало Дэйвида. Особенно слизь, тонкой струйкой вытекавшая из пустой глазницы.
– Не знаю, смогу ли я оживить батареи, – проворчал тек-инженер. – Ты что, черт возьми, достал имплантат из мертвеца? – он поднял голову, желая показать, что это шутка, увидел Дэйвида и понял, что именно так все было. – Девушка или шпионаж? – спросил тек-инженер.
– Что?
– Кому принадлежал имплантат? Обычно подобное просят либо те, кто не может отпустить возлюбленного, либо те, кто роется в грязном белье конкурентов.
– Он принадлежал моей сестре, – сказал Дэйвид.
– Вот как… – старик что-то хмыкнул себе под нос, какое-то растерянное ругательство, не направленное ни на кого лично, так, по крайней мере, понял Дэйвид. – Это будет недешево, – предупредил старик Дэйвида.
– У меня есть деньги.
– Не знаю, в каком состоянии информация, но ее здесь много. Платить будешь за каждый час.
– Я хочу посмотреть все.
Старик снова поднял голову, смерив Дэйвида внимательным взглядом. Его здоровый глаз прищурился. Этот слезящийся голубой глаз. Он почему-то показался Дэйвиду таким же механическим, как и камера в правой глазнице.
– Я смогу запустить воспроизведение в восемь потоков, – предупредил старик.
– Этого будет достаточно, – сказал Дэйвид.
Его отвели в соседнюю комнату, созданную в подпространстве. Картины воспоминаний сестры вспыхнули в темноте. Они не боролись с мраком, нет, они словно питались им. Дэйвид видел первые дни жизни Руфи после того, как ей установили имплантат, видел дни в психиатрической клинике, видел себя ее глазами, видел обрывки воспоминаний. Картины сливались, мелькали россыпью цветов. Дэйвид провел в комнате почти десять часов.
– Сколько еще осталось? – спросил он, когда старый тек-инженер сообщил ему, что салон закрывается на ночь.
– Пара месяцев, может быть, лет, – пожал плечами старик. – Не знаю, что ты ищешь, но на твоем месте я бы просто вживил себе это в мозг и отыскал за пару часов. Поверь мне, парень, так проще.
– И закончить в психушке, как моя сестра?
– Твоя сестра сошла с ума?
– А вы разве не видели? Кажется, в одном из потоков…
– Я не интересуюсь чужими воспоминаниями, – прервал его тек-инженер.
Дэйвид встречался с ним ежедневно больше месяца, пока Тори Паркер не поставила его перед выбором: либо он возвращается к нормальной жизни, либо она уходит.
– Ты потерял работу, потерял друзей и, клянусь, потеряешь меня, если не остановишься, – сказала она.
Нет, она не хотела в действительности бросать его – лишь надеялась, что угроза поможет ему встряхнуться, прийти в себя от этого длительного помутнения.
– Ты всегда говорил, что боишься стать таким, как твоя сестра, – сказала Тори. – Но сейчас, Дэйвид… Черт возьми! Сейчас ты как никогда похож на безумца.
Она хлопнула дверью и осталась на ночь у подруги. Комната в подпространстве была просторной и тихой. Ничего лишнего. Ничего постороннего. Впервые за последние месяцы Тори смогла выспаться. Она ждала звонка от Дэйвида весь следующий день и вечером, затем, потеряв терпение, позвонила сама. Дэйвид не ответил. Не мог ответить. Он вернулся домой лишь два дня спустя. Вернулся с имплантатом в своей голове.
