А вот выдержки из сообщений ребят, которые были на месте аварии в тот день и чуть позже или которые просто знают эту трассу:
«Вопрос с дорожниками. Только вот не сходится чутка, ибо по отбойнику даже видно, что машина при ударе должна была снести эти знаки. Щит с информацией о дорожниках, прорабах, ответственных за ремонт на этом участке установлен аж за километр от места аварии в сторону Москвы, на стороне встречного движения, не удивлюсь, если они его передвинули. Имеются фото местности и инфы о дорожниках…»
«Местный таксист и паренёк, что подвозил нас, говорил, что этот участок дороги у них знаменит, дорога не освещена, разметки нет, в начале отбойника нет никакого знака… мол, бьются у них там часто на этом участке люди»
«…от новгородской области и ближе к Питеру вообще мегаужасающая трасса…у меня чувак зимой когда гонял в Финляндию, как раз в тех краях видел 5 или 6 фур с оторванными колёсами, тормозными дисками, суппортами, шрусами и т. д. и пару легковушек с разбитыми передками. Там были ямы глубиной под полметра и освещения хрен… аккуратней…»
«…да вся трасса-полный ппц, каждые 700 метров расширения, сужения, огромное количество фур, водители которых, зачастую, те ещё уроды. Сам по себе огромный трафик, там каждый день трупы на этой трассе, наверное, водители бьются, жители посёлков, находящихся вдоль трассы, под колёсами умирают!..».
Ремонтом этого участка дороги занималось ООО «ТехСтройКонтракт» (г. Москва), ответственный за производство работ – прораб Левашов С.Н.
Я не была там в момент аварии, поэтому не могу точно сказать, кто из них всё же прав по поводу предупреждающих знаков, но то, что существуют две прямо противоположных точки зрения – это факт.
50 на 50
«Посмотри, что твой Бог сделал со мной. Как я могу в него верить?.. Спроси у Него, зачем я так страдаю? Нет, ты мне не отвечай. Спроси. Что Он ответит?»
Отец Паши уехал к концу ноября, я осталась одна из ухаживающих – в больнице дежурила постоянно. Если удавалось уходить на ночь, то приходила к 8–9 часам утра, а уходила не раньше 9 вечера, а в основном – в 11 вечера, а бывало иногда, что и в полночь. Часто, когда Паше было особенно плохо, оставалась круглосуточно, это были очень тяжёлые дни…
До квартиры, где меня приютили, я добиралась около часа и практически всегда этот час напоминал мне поле битвы – дойду или не дойду. И каждый раз прогноз исхода моего похода домой оставался не ясен. От усталости и переживаний я не чувствовала ног, а вместе с этим и окружающую обстановку. В кармане пальто у меня, «на всякий случай», лежала записка с номерами телефонов людей, которым нужно будет позвонить, если что-то случится со мной в незнакомом и таком большом городе…
С приходом друзей у Паши постепенно начало уходить крайне негативное настроение, но все остальное, к сожалению, оставалось: всё та же температура, боль, капельницы, увешанные банками с лекарствами, как новогодняя елка игрушками, операции, перевязки, опять боль, опять перевязки… и так ещё три недели.
Нужно бы делать основную операцию – на таз, кости соединять, а температура не падала, врачи разводили руками: опасно, есть риск инфицирования костей и тогда уже – неминуемая смерть, они ничем помочь не смогут. А почему температура? «Болеет», – отвечали они.
Никто не мог даже приблизительно дать прогноз, потому что случай был редким и неординарным, да ещё с такими вывертами, в прямом смысле этого слова. «Средневековье какое-то», – возмущённо бурчал заведующий отделением.
Через некоторое время аппарат Илизарова Паше сняли из-за нестерпимой боли в области соединения костей с железом и спустя несколько дней решили повторить компьютерную томографию (КТ) таза, которая «высветила» плохую динамику.
Результаты КТ стали показанием к срочной операции, несмотря на все риски и видимую опасность. Мы согласились. Операцию назначили на 8 декабря и предупредили о возможных последствиях – 50 на 50, слишком сильны повреждения, опасна инфекция. Я понимала всё… и то, что назад дороги у нас тоже нет.
Во время операции я уехала в Собор Владимирской иконы Божией Матери, что на Владимирской площади Санкт-Петербурга, молиться у иконы Божьей Матери, уцелевшей в давние времена во время пожара, когда сгорел весь храм. Я пробыла там недолго – спешила обратно.
Икона висела почти в центре зала. Закончив свои обращения-молитвы у старинной реликвии, я обернулась, чтобы уйти; и от увиденного впала в лёгкое оцепенение: прямо посреди Храма стоял открытый гроб с покойницей, видимо, приготовленной к отпеванию.
Дело в том, что когда я заходила в зал, этого гроба не было, либо он был закрыт, и я не обратила на него внимание, а оцепенение наступило потому, что я вообще мало видела покойников, а в церкви – ни разу, и тем более, что молилась я об успехе сложнейшей операции, где на кону стояла жизнь моего сына.
Опять лихорадочно пронеслись мысли в моей голове и, в конце концов, оформился вывод: «Женщина старенькая, жизнь прожила уже, это не мужчина и даже не молодой парень, значит, это знак не о смерти сына, а скорее всего того, что за жизнь Павла может быть будет принесена определенная жертва – отдана энергия одной из женщин-родственниц по крови нашего рода, находящихся в преклонном возрасте. Произошедшая авария случилась под знаком Скорпиона, поэтому такое могло произойти». Так я подумала в тот момент, взяла это на вооружение и ушла.
На следующий день к вечеру позвонил мой отец – дедушка Паши и сообщил, что только что вернулся с похорон своей 82-летней тети по матери…
Операция прошла успешно, но была очень сложной: достаточно трудным оказался доступ к некоторым костям, врачи долго не могли добраться до них, чтобы скрепить. Но, в итоге, таз собрали. Такого уставшего заведующего отделения, который руководил этой операцией, я не видела ни разу. Он был вымотан полностью, хотя и держался хорошо, а наутро, даже не снимая шапки и пальто, не положив портфель, первым делом заглянул в палату к Паше и, увидев, что он вроде живой, спокойно удалился.
«Вчера сделали операцию. Только на таз. Хотя собирались ещё зашивать рану и пересадку кожи делать. Но это стало невозможным в процессе, слишком сложная операция. Итак, на 4 часа после неё в реанимацию отправили. Лежу, подыхаю от боли даже под обезболивающими… Ближайшие дни будут больными…
Такие дела, брат…» – писал Паша друзьям. И наступила ещё одна неделя безумной боли, переливания крови, капельниц и бессонных ночей. И только после этого боль стала постепенно стихать, температура понемножку падать, аппетит – просыпаться. Ещё через некоторое время отменили антибиотики, потом обезболивающие и капельницы. Беда миновала.
В итоге, с самого начала трагедии до этого момента, Паша пережил 40 дней и ночей невыносимой боли и высокой температуры, 40 дней капания сильнейших антибиотиков и обезболивающих лекарств, 10 операций. По словам врачей, ему было влито запредельное количество крови (она уже начинала отторгаться организмом), ровно половина из которой не той группы. 40 дней и 40 ночей…
