Сегодня папа Мальволио возвращается домой. По-настоящему.
Мама сказала, что он работал далеко-далеко от дома, и поэтому мы его никогда не видели. У мамы Мальволио, тети Мер, много его фотографий, и мы часто рассматривали их. Когда Мальволио хмурился, он становился похож на своего папу. Мама говорила, что папа Мальволио видел нас, когда мы только родились. Он пришел в больницу посмотреть на нас. Есть фотография, на которой папа Мальволио держит сына на руках и смотрит на него, вместо того чтобы смотреть в объектив. За его спиной стоял какой-то дяденька в шляпе и одежде, похожей на форму полицейского. У него был очень сердитый вид. И пышные усы. Когда я спросила, кто это, тетя Мер начала плакать, а мамочка сказала, что это друг дяди Виктора. Я не поняла, почему тетя Мер расплакалась, но, думаю, она расстроилась из-за того, что у дяди Виктора были друзья кроме нее. Мама сказала, что прошло пять лет с тех пор, как папа Мальволио видел нас.
Мне разрешили надеть воскресное платье, красное с белым воротником и пуговицами на спине. На мне были белые носки, они все время сползали, и мамочка говорила мне, чтобы я их подтянула, но я же не виновата, что они сползают, верно? А еще на мне были мои любимые воскресные туфли. Такие черные, блестящие. Мама заплела мне четыре косички — это моя любимая прическа. И сказала мне не шалить. Наверное, дяде Виктору не нравятся дети, которые шалят.
Корделии всего два годика, но на ней было такое же платье, как и у меня, только синее. Она сидела на полу у стола, который мы перенесли в центр гостиной. Корделия играла с любимой машинкой Мальволио. Он был не против. Он разрешал Корделии брать все его игрушки, говоря, что она еще маленькая, а значит, ей все можно.
— Не ма-енькая! — возмущалась Корделия. — Ба-шая!
На Мальволио тоже был его воскресный наряд — синий костюм, белая рубашка, красный галстук, похожий на два сшитых вместе треугольника. Мама сказала, что он «об-во-о-жительный». Вот что она сказала. «Обво-ожительный мужчина». Тетя Мер чем-то помазала его волосы и зачесала так, чтобы его прическа была похожа на папину.
Мама, папа и тетя Мер тоже надели воскресную одежду. И мамочка приготовила много-много еды для дяди Виктора. Я ей помогала. Я положила изюм в миску, чтобы мама могла сделать большие-большие, большущие булочки. И добавила ко-ицу в торт. Это мамин секрет. Она рассказала мне секрет, вот так-то! Всю еду расставили на большом столе в гостиной, и мама накахмалила белую скатерть. Нам не разрешали ничего брать со стола, даже вишенки. Мы ждали, когда же папа Мальволио придет домой. Я не знала, когда это случится, но мама и папа все время переглядывались. Наверное, они волновались за него. Может, он пропустил автобус. Иногда у папы ломалась машина, и ему приходилось ехать на автобусе. Он злился, если опаздывал на автобус, потому что тогда он опаздывал на работу.
Мальволио сидел рядом со своей мамой, и она все время целовала его ладонь, приговаривая: «Сыночек мой». Тетя Мер выглядывала в окно. Вдруг дядя Виктор уже идет по дорожке?
А вот я смотрела на бутерброды. Мне так хотелось съесть парочку. Мама намазала их паштетом. Я люблю паштет. И мне так хотелось есть.
Я придвинулась поближе к столу. Можно откусить немного и положить бутерброд обратно. Мама, папа и тетя Мер не заметят.
Я становлюсь рядом со столом и медленно кладу ладонь рядом с бутербродами. Съем кусочек. Только кусочек! Мой рот наполняется слюной.
Я стаскиваю бутерброд с блюда и осторожно подношу ко рту. Только кусочек. Потом я положу его на место. Только кусочек! Я облизываюсь.
— Нова! — рявкнула мама. — Что ты творишь?!
Я так испугалась, что уронила бутерброд. Мои глаза расширились от ужаса. Мама нахмурилась. Ох, у меня неприятности! Наверное, теперь меня отправят домой и уложат спать. Или поставят в угол. Папа тоже нахмурился. Тетя Мер смотрела на меня. Но она не хмурилась.
Мальволио испуганно повернулся ко мне. Он понимал, что у меня неприятности. Но я же не виновата! Просто есть хочется.
Входная дверь громко хлопнула. Все повернулись к ней. На пороге стоял дядя Виктор. Он был такой высокий. Выше папы. Но он не был похож на человека на фотографиях. Такой худой! «Худой как щепка», — сказала бы мама. Высокий и худой как щепка.
Много морщинок на лице. И борода. Темная, густая борода на щеках, на подбородке. И прическа у него была не такая, как сейчас у Мальволио. У него была прическа, как у Мальволио бывает в будние дни. Волосы торчком. «Его словно протащили через куст задом наперед», — говорила мама, вычесывая веточки и листики из шевелюры Мальволио.
Дядя Виктор посмотрел на меня. Я улыбнулась и помахала рукой.
Он посмотрел на маму.
Посмотрел на папу.
Посмотрел на Корделию — чуть дольше, потому что раньше он ее не видел.
Долго смотрел на Мальволио.
Папа обычно так смотрел на лотерейные билеты. Он говорил, что если бы записал цифры правильно, то выиграл бы десять фунтов. Папа счастливо улыбался, но только он не знал, правильно ли записал цифры. А дяденька по телевизору произнес эти цифры, вот.
Так дядя Виктор смотрел на Мальволио. Как будто он был счастлив, но еще не знал, можно ли ему быть счастливым.
— Мне нужно в душ, — сказал дядя Виктор и пошел к лестнице.
Все молчали, пока дядя Виктор купался. В комнате было очень-очень тихо.
А потом он спустился. Дядя переоделся, и теперь на нем был толстый синий свитер, и дядя Виктор заправил его в брюки. Такие брюки мужчины обычно надевают, когда идут в церковь. Не знаю, ходил ли дядя Виктор когда-нибудь в церковь. Волосы у него были точь-в-точь как на той фотографии, а бороду он сбрил. Сейчас он был похож на того дяденьку на фотографии, только он был старше. И худой как щепка.
— Может, сходим в пивную, Фрэнк? — спросил у папы дядя Виктор.
Теперь он уже не смотрел на нас. Только на папу. Папа посмотрел на маму, потом на тетю Мер. Папа никогда не ходил в пивную. Ребята в школе говорили, что их папы ходят в пивные. Я как-то спросила у мамы, почему папа не ходит в пивную, и мама сказала, что такие люди, как мой папа, туда не ходят. Им не место в пабе.
— Ладно, — сказал папа. — Только заскочу домой и возьму кошелек.
Папа попрощался с нами. А дядя Виктор молчал.
Как только за ними закрылась дверь, тетя Мер начала плакать. Очень-очень громко. Она вскочила с дивана, выбежала из комнаты и помчалась вверх по лестнице, захлебываясь слезами. Она плакала, и плакала, и плакала.
— Нужно подождать немного. — Мама пошла за тетей Мер. — Это все внове для него.
Мальволио сидел на диване, болтая ногами и глядя на ковер. Я подошла к нему, села рядом и тоже принялась болтать ногами, пока мы не начали двигаться в такт.
— Я не понравился папе.
Да, он не понравился своему папе. Мой папа никогда так не смотрел на Мальволио или Корделию. И не уходил от них пить пиво. Папа нас любил.
