Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
– Урод, пусти!
Пальцы соскользнули с затылка, легонько сдавили шею, и Катя почувствовала себя пойманной за загривок кошкой.
– Не хами, лучше извинись. – Больно больше не было, и пальцы сжимали шею осторожно, даже поглаживали, кажется.
Она должна извиниться? За что?! С какой стати?!
Катя вдруг отчетливо представила, как они выглядят со стороны. Как милующаяся парочка влюбленных – вот как! И ничего страшного, что ее держат за загривок. Такая вот у них любовь… специфическая. Никто не придет ей на помощь, и когда неандерталец свернет ей шею, тело ее бедное так и останется лежать среди дюн в непотребном виде, без лифчика. Злость пересилила страх, и Катя почти решилась на крайние меры.
– …Лихой! Ты что творишь?! – раздался совсем рядом зычный бас.
Она перестала вырываться, затаилась.
– Что это ты девушке голову откручиваешь? Поставь ее на место! Слышь, Лихой?! Разве можно так себя вести с дамой?
– С дамой нельзя, – согласился неандерталец, но Катю не отпустил, из чего она сделала вывод, что к славной когорте дам он ее не относит.
Она собрала остатки сил и гордости и впилась зубами в очень кстати подвернувшийся бицепс.
Неандерталец взвыл, разжал объятия, и потерявшая опору Катя шлепнулась задом на горячий песок.
– Бешеная! – прорычал мужик, потирая укушенную руку.
– Да что же это такое! – Перед Катей возникла озабоченная физиономия его дружка. Вот кто спас ее от удушения. Как мило!
– Нате вам, пожалуйста. – Взгляд ее спасителя был доброжелательным и лишь самую малость заинтригованным. В огромной лапище мужчина держал ее полотенце.
– Спасибо. – Катя торопливо прикрылась.
– Разрешите вам помочь? – Громила галантно поддержал ее под локоток и помог подняться. – Песок нынче горячий.
– Еще, чего доброго, ожог заработаешь. – Неандерталец разглядывал прокушенную руку. Куснула она его на славу, хоть какая-то отрада. А песок и в самом деле горячий…
Кате вдруг стало смешно, так смешно, что она расхохоталась. Лед и пламя! Ему, значит, лед, а ей, стало быть, пламя! Без специфических штучек не обошлось, к обоюдному удовольствию. Или скорее неудовольствию…
– Видишь, Сема, девица не в себе! – прокомментировал ее смех неандерталец.
– Я думаю, милая барышня просто в шоке от пережитых страданий, – заступился за нее громила, и Катя мысленно с ним согласилась. Барышня была в шоке, чего уж там!
– У нее, Сема, огромный жизненный опыт. Она не может быть в шоке от такой мелочи, как обожженная задница.
Самое страшное уже позади. Вот этот грозный с виду увалень не позволит обидеть женщину. И можно продолжить пикировку и даже совершенно безнаказанно сказать неандертальцу какую-нибудь гадость, даже расцарапать морду при большом желании. Вот только сил совсем не осталось. И на душе паршиво. Катя не стала ничего говорить, принялась молча собирать вещи. А пока собирала, успела услышать:
– Лихой, ты с ума сошел? За что ты ее так?
– Ни за что. Пойдем уже, мне еще в медпункт надо зайти, сделать прививку от бешенства.
Захотелось запустить бутылкой из-под минералки в бритый затылок – со всей дури, чтобы до сотрясения мозга, чтобы запомнил. Не запустила. Потому что без толку, такого ничем не прошибешь.
– Вы простите его, милая барышня! – смущенно пробубнил громила. – Вообще-то он смирный. Видно, на солнышке перегрелся.
Катя ничего не ответила, даже не обернулась…
В медпункт Андрей не пошел, задавил в себе тревожный порыв. Рыжая, при ее профессии, запросто могла болеть чем-нибудь этаким – венерическим. Она же его укусила! Вот где темперамент! Хотя при чем тут темперамент? Это профессиональное. Она же садомазохистка. Даже скорее садистка, чем мазохистка. Может, для нее нет большей радости, чем вырвать кусок плоти из тела несчастного мужика!
За ужином Андрей был мрачен и неразговорчив. Ел без удовольствия, украдкой бросал на рыжую хмурые взгляды. Рыжая, в отличие от него, ужинала с аппетитом, слушала болтовню блондинистой соседки, изредка кивала. На Андрея не смотрела. Зато смотрела соседка. И когда поймала Андреев взгляд, улыбнулась кокетливо и призывно, а потом что-то зашептала на ухо рыжей. Восхищалась, небось, его неземной красотой и мужественностью. А рыжая брезгливо поморщилась, сказала что-то, наверняка, какую-то гадость, потому что блондинка вдруг ахнула, прикрыла рот пухлой ладошкой и посмотрела на Андрея теперь уже с нескрываемой жалостью. Значит, точно гадость.
Андрей отложил вилку, встал из-за стола.
– Куда? – спросил Сема, не отрываясь от еды.
– Старику звонить. – Если уж портить настроение, то окончательно и бесповоротно.
Сема перестал жевать, посмотрел с сочувствием.
– Ни пуха ни пера, – сказал после драматичной паузы.
– К черту…
* * *
В отделении милиции Андрюхе не дали даже словом перемолвиться с Ленкой. Ее, переставшую наконец плакать, но все равно дико озирающуюся по сторонам, увела с собой какая-то тетка в милицейской форме. Все, что происходило потом, когда худенькая Ленкина фигурка растворилась в полумраке длиннющего коридора, Андрюха помнил смутно. Кажется, его осматривал врач. Потом какие-то люди в форме выдергивали его из блаженного забытья, задавали вопросы, на которые у него не было ответов.
Андрюхе вдруг стало все равно, какую статью дадут и на какой срок посадят. Он убил человека. Прямо на глазах у Ленки. Врач сказал, что у нее шок, и при этом смотрел на Андрюху с нескрываемым отвращением.
Он виноват. В том, что убил. В том, что из-за него Ленка должна мерзнуть в милицейском участке, дрожать и отвечать на вопросы незнакомых людей. Одно дело – он, хулиган, прогульщик, двоечник, а теперь еще и убийца. Он это заслужил. А зачем такое Ленке? Это единственное, что по-настоящему волновало Андрюху Лиховцева в ту злополучную ночь. Это единственное, что он запомнил.
Нет, был еще один эпизод. Короткая встреча, короткий разговор…
Высокий мужчина с каменным лицом стоял перед Андрюхой, засунув руки в карманы дорогого кашемирового пальто.
– Ты заплатишь за все, что сделал с моей дочерью, щенок. Я прослежу, чтобы тебя посадили надолго! – Голос мужчины вибрировал от гнева. – Как ты посмел? Ты – ублюдок, быдло! Как ты посмел втянуть мою дочь во всю эту мерзость?! Что ты с ней сделал?
Андрюха молчал. Смотрел на свои посиневшие от холода руки и молчал. Ему нечего было сказать. Ленкин отец во всем прав…
Андрюхе дали шесть лет. Шесть лет исправительно-трудовой колонии для несовершеннолетних преступников. Судья, старинный приятель Ильи Игнатьевича Колесникова, не церемонился с выродком, разбойником и убийцей Андреем Лиховцевым. Тем более что подсудимый полностью признал свою вину. Тем более что нет смягчающих обстоятельств и свидетелей. Имя Леночки Колесниковой в деле не фигурировало…
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
