— Майк! Подожди меня!
Я подумала, не догнать ли их, но не успела я решиться, как они исчезли за дверью одного из домов.
Мне нужно было спросить у кого-то, где я нахожусь, — если кто-то мог это знать. Чуть дальше по улице я заметила троих подростков. Они сидели на невысоком кирпичном заборе перед домом, болтали, размахивали руками и истерически хохотали. Я направилась к ним, стараясь не нервничать. «Выгляди своей, — уговаривала я себя. — Мысли рэпом. Ты крутая». Я глянула на свое отражение в окошке припаркованной у тротуара машины. Вид у меня был, как у Эминема[22]после инсульта.
— Извиняюсь, — проговорила я, поравнявшись с подростками, — а что это за райончик?
Один из мальчишек — тот, у которого на голове была бейсболка с эмблемой «Burberry», подмигнул мне.
— Что, повеселилась вчера, подруга?
— Да нет. Я…
— Ты — шлюха, да? — спросила девушка, сунув большие пальцы под пояс приспущенных джинсов и обнажив пупок, в который было вставлено колечко.
— Ой, а ты говорить умеешь! — простонал один из ребят.
— Пошел ты, Джейс, — ругнулась девица, зыркнув на парня, и, вернувшись взглядом ко мне, повторила: — Ты — шлюха.
— Пожалуйста, — пробормотала я. — Может, просто скажете мне, где я? Мне домой надо.
— Дай десяточку — скажу, — усмехнулась девица и протянула руку с длинными накрашенными ногтями.
— Ладно, не надо, — вздохнула я. — Сама дорогу найду.
Подростки загоготали. Я пошла дальше. Я еще слышала, как они мяукали и визжали, когда я прошла улицу до конца, повернула за угол и чуть не налетела на столбик автобусной остановки. Вытаращив глаза, я уставилась на номер на табличке с указанием маршрута. О, господи, я находилась в Килберне, всего-то минутах в десяти от Западного Хэмпстеда, где жили мы с Дэном.
Я стала рыться в сумке в поисках мелочи. В этот момент из-за угла выехал автобус. У меня в бумажнике оказалось двести фунтов. Откуда они взялись? И куда подевались мои банковские и кредитные карточки, мои водительские права, библиотечное удостоверение? Все документы, на которых стояло мое имя, исчезли.
«Вот черт, — думала я, расплачиваясь за проезд, — надо было прочесть это идиотское руководство». Автобус повез меня к Дэну. Я стала смотреть в окошко. Куда бы ни упал мой взгляд, я видела людей. Они шагали, разговаривали, спорили и смеялись; они собирались небольшими группами около букмекерских контор, они стояли в очереди к компьютерам в интернет-кафе, входили в мини-маркеты и выходили из них, покачивая пластиковыми пакетами с молоком, хлебом и пивом. Я смотрела, как загораются окна в квартирах над магазинами, люди возвращались с работы и устраивались перед телевизором, приносили из кухни тарелки с едой и задергивали шторы, словно бы отгораживаясь от меня. Все жили обычной жизнью, как будто ничего не произошло. И на самом деле ничего не произошло. Я ведь не была принцессой Дианой, Анной Николь Смит[23]или Хитом Леджером.[24]Я не была ни знаменитостью, ни важной персоной, меня не обожал весь народ. Я была просто Люси Браун, двадцати восьми лет от роду, из Лондона. Только горстка людей на всем белом свете знала, что я умерла, и никто, кроме моих новых соседей по дому, не ведал о том, что я вернулась.
Пожилая женщина, сидевшая по соседству со мной, принялась рыться в сумке, и я перевела взгляд на нее. Она была маленького роста, сухопарая, в прозрачной пластиковой шапочке от дождя, надетой поверх седых кудряшек, выкрашенных в голубой цвет. Шапочка покрывала морщинистый лоб старушки. «Бедняжка, — подумала я, глядя, как она достает измятую ириску со дна своей сумочки и отправляет в рот, — наверное, она жутко боится умирать. И наверняка она ужасно одинокая». Самое меньшее, что я могла сделать для нее, — это заговорить с ней и помочь унять страх. В конце концов, я теперь была отчасти экспертом в этих делах.
Я кашлянула.
— Прошу прощения.
Старушка посмотрела на меня и улыбнулась.
— Хотите ириску? — спросила она и снова сунула руку в сумочку. — Кажется, у меня есть еще одна.
— Нет, спасибо, — отказалась я. — Я просто хотела с вами поговорить.
— Вам одиноко? — Старушка ласково похлопала кончиками костлявых пальцев по моей руке. — Это ничего, милая. Нам всем порой бывает одиноко.
— Нет-нет, — покачала головой я. — Мне просто хотелось поговорить с вами о смерти.
— О смерти? — переспросила старушка, нахмурив брови.
— Да, — ответила я, и мои глаза наполнились слезами сочувствия. Я бережно сжала хрупкую руку старушки. — Я только хотела сказать, что смерти бояться не нужно. Все, кого вы любили и потеряли, ждут вас в раю. Вам нужно только…
— Помогите! — прокричала старушка, резко отодвинулась от меня и обвела салон автобуса диким взглядом. — На помощь, кто-нибудь! Меня завлекают в секту. Помогите! Помогите!
— Да нет же! — с часто бьющимся сердцем возразила я. Все пассажиры, как один, уставились на меня. — Вы меня не так поняли. Я просто хотела…
Прежде чем я что-либо поняла, по проходу ко мне подошел мужчина средних лет и сердито указал на меня пальцем.
— Вы! — рявкнул он. — Если вы не барабаните нам в двери в любое время дня и ночи, то пристаете к пенсионерам в автобусах. Вам должно быть стыдно!
— Я… Я… — забормотала я, глядя за окошко и в отчаянии пытаясь найти объяснение, на фоне которого я бы не выглядела законченной шизофреничкой. — Я… Ой, моя остановка.
Несколько секунд спустя автобус резко затормозил. Я вскочила, со всех ног бросилась к дверям и спрыгнула со ступеньки на тротуар. Солнце ушло за горизонт, на город опустилась сумеречная дымка, рассеиваемая только мигающими и жужжащими уличными фонарями, отбрасывающими на асфальт пятна оранжевого света. А вот и она — белая табличка с черными буквами и цифрами. У меня от волнения засосало под ложечкой. Уайт-стрит, 6. Мой дом.
Я дождалась, пока мимо автобусной остановки пройдет толпа народа. Я пристроилась в конце и шла, пока не поравнялась с ближайшим к дому фонарем. Там я спряталась в тени.
Свет был включен, шторы не задернуты, мерцал экран телевизора в углу гостиной. У дальней стены рядом стояли два стеллажа. Один был заполнен моими книгами, другой — DVD и компьютерными играми Дэна. Наверху стояли вырезанный из дерева слон, приобретенный мной во время поездки в Таиланд, две церковных свечи в черных металлических подсвечниках, серебряная статуэтка — приз, выигранный командой Дэна на лондонской выставке рекламы, и горшок с весьма унылого вида хлорофитумом. Перед стеллажами стоял диван. Кто-то лежал на нем, поджав колени и обхватив одной рукой подушку.
