Книга Фарьябский дневник - Виктор Носатов

12 января 1982 г. Советско-афганская граница

В 10.00 колонна мотоманевренной группы (ММГ) Пограничных войск КГБ СССР, состоящая из нескольких десятков боевых и транспортных машин, словно перед прыжком в неизвестность, остановилась у пограничного знака. Красно-зеленый столб, увенчанный «молоткастым и серпастым» гербом, стал последним звеном, связывающим нас с Родиной.

Через несколько минут поступит команда и наш боевой отряд пересечет Государственную границу СССР. Море чувств овладевает человеком, лишь только взору его открываются просторы соседней, близкой и в то же время далекой по времени и нравам, страны. Граница – это не только тысячекилометровая полоска земли, на которой установлены разделительные пограничные знаки, но зачастую и рубеж справедливости и беззакония, человеческой культуры и варварства, а в некоторых случаях граница – это и рубеж времени. Без фантастической машины времени мы вот-вот совершим прыжок из XX в XIV век солнечной хиджры, чтобы защитить завоевания Апрельской революции и выполнить свой интернациональный долг.

Что ждет нас за этой чертой? Как встретит нас народ, ради счастья которого мы идем воевать?

Многие из нас верили, что афганцы встретят нас с распростертыми объятиями, как самых дорогих гостей. Что ждут нас и легкая победа над душманами, и скорое возвращение домой. Ведь у нас самое лучшее в мире оружие.

Мы молоды и сильны, в то время как боевики из репортажей тележурналистов стары, плохо вооружены и воюют с неохотой, за деньги. Что греха таить, были и такие мысли. Это и понятно, ведь для нашего поколения Афганистан восьмидесятых был тем же, чем для наших отцов и дедов – Испания тридцатых.

И вот долгожданная команда «Вперед!» прозвучала в эфире. Застоявшаяся колонна резво пересекла границу и, вытягиваясь по ходу движения, грозно и неукротимо двинулась в неизвестность.

За бортом боевой машины – новое время, 22 джади 1360 г. солнечной хиджры.

Проводив прощальным взглядом пограничный столб, я подал команду:

– К бою!

Десант засуетился, заряжая автоматы и пулеметы. Резанул по ушам одновременный лязг лючков бойниц, и в мгновение ока бронетранспортер ощетинился автоматными и пулеметными стволами. Солдаты и офицеры настороженно осматривали бескрайнюю равнину. Чужую землю.

– Товарищ старший лейтенант, – оторвал меня от командирского оптического прибора взволнованный голос наводчика, – влево пятьсот, группа всадников, движутся в нашем направлении!

Я крутанул прибор в указанном направлении и вскоре нашел цель. Пять ослов, груженных мешками, да караванщик, неторопливо бредущие по степи, явились причиной тревоги и, конечно, для нас реальной опасности не представляли.

Вскоре вдали показались приземистые глинобитные строения.

В эфире прозвучал сдержанный голос начальника ММГ майора Александра Калинина:

– Впереди населенный пункт. Удвоить внимание!

Дорога, рассекающая кишлак на две части, неожиданно запетляла меж высоких дувалов[3], за которыми виднелись плоские крыши глинобитных жилищ афганцев. На улицах селения было тихо и пустынно, казалось, что жители в страхе разбежались кто куда, но нет, из-за дувалов то там, то здесь мелькали чалмы любопытных. Настороженность и замкнутость – характерная черта афганских узбеков, занимающихся земледелием на севере Афганистана.

За кишлаком повстречался первый памятник военного лихолетья – разрушенный колодец. Обрушившийся от взрыва купол засыпал результаты тяжелого и кропотливого труда не одного поколения строителей, оставив без воды людей и животных. Что-что, а вода в Афганистане ценится так же, как и жизнь. Лишив дехкан единственного источника воды, моджахеды обрекли на смерть не одну крестьянскую семью. Забегая вперед, хочу отметить, что наиболее часто повторяющимися диверсиями душманов против жителей кишлаков, поддерживающих Кабульское правительство, были или подрывы, или отравление колодцев. Били по самому дорогому.

Высоко над нами постоянно курсировала пара вертолетов прикрытия, сопровождая колонну от самой границы. Это наши глаза и единственная защита от внезапного нападения боевиков.

– «Протон», «Протон»! Я «Чайка»! Как обстановка на дороге? – запросил вертушки командир.

В ответ – тревожное молчание. Внезапно далеко впереди загрохотали частые, резкие, словно хлопки, взрывы, застукали автоматические пушки, а в заключение этой непродолжительной какофонии боя ухнула бомба. Судя по грохоту, не меньше «пятисотки».

После этого в наушниках раздалось довольный голос:

– «Чайка»! Я «Протон»! Горизонт чист!

Минут через десять колонна поравнялась с местом, которое своевременно обработали вертолеты. Дорога, попетляв по довольно глубокому оврагу, круто уходила вверх. Машины выползали на гребень оврага на самой малой скорости. Учитывая это, моджахеды и сделали засаду. Справа и слева от дороги были видны свежевырытые окопы и еще дымящиеся воронки от НУРСов[4]. Летчики, по всей видимости, метили бомбой в долговременную огневую точку (ДОТ), но немножко промахнулись. Глубокая воронка дымилась в нескольких метрах от позиции, которую разворотило мощной взрывной волной. Земля вокруг была забрызгана кровью боевиков, кое-где валялись разорванные остатки тел и оружия.

– Ускорить движение, – распорядился майор Калинин, – к закату мы должны быть в Андхое. Там место ночевки.

Андхой – один из крупнейших районных центров провинции Фарьяб. По данным разведки, вокруг этого города были сконцентрированы несколько крупных боевых групп боевиков, перед которыми исламский комитет, координирующий действия повстанцев в районе, поставил задачу застопорить движение нашей колонны, заставить нас обороняться. К слову сказать, месяцем раньше по этому же маршруту прошел батальон воздушно-десантных войск. Солдатская молва донесла, что за время марша десантников трижды обстреливали душманы, имеются убитые и раненые. Особенно ожесточенный бой произошел в районе андхойской «зеленки».

Уже вечерело, когда вдали показались одно-двухэтажные дома с плоскими крышами. Это был долгожданный Андхой, первый в жизни большинства солдат и офицеров заграничный город. В узеньких улочках меж высокими дувалами было темно и неуютно. Включили прожектора, и город тут же преобразился. Из темного и враждебного в свете еле-еле мерцающих фонарей он вдруг превратился в сказочный восточный град с его высокими минаретами, мощными крепостными стенами, стоящими на возвышении, недоступными взору простого смертного дворцами. И все-таки чем глубже мы втягивались в его пустынные улочки, тем тревожней становилось на душе. Уж скорей бы на простор!