Глава 10
Бессонная ночь Сверчкова
Димка вылез из душа и отправился на кухню. Достал из холодильника кефир, разрезал вдоль булку, намазал маслом и сливовым джемом, поставил на газовую горелку кофейник и врубил телек. Время было самое киношное. По всем программам шла крутая расслабуха, из которой он стал, перещелкивая каналы, лепить свой фильм.
Получалось очень забойно. По одному каналу супермен вмазывает в скулу битюга-соперника, а нажимаешь на кнопку пульта — и супермен уже летит в крючья и шестерни, а статисты в черном и кожаном бахают из пушек. Кровь, визг, вопли! Щелчок, и вся компашка уже в бронемашине, на весь экран взрыв: руки, ноги, головы, сплошная мясорубочка от «бошика». Еще канал, и супер наш живехонек-здоровехонек, сопит под кроватью красотки.
У Димкиного телека работало всего девятнадцать каналов, но и они обеспечивали развлечение что надо.
— У тебя совесть есть?
Мама стояла в дверях и показывала на часы. Вопрос, конечно, был дискуссионным, но Димка спорить не стал и ушел к себе в комнату. Сам телек ему был не очень-то и нужен, просто внутреннее напряжение искало выход.
Нарастало оно постепенно, с тех пор как Стефания вернулась из Швейцарии, куда летала к родителям на день рождения своего отца.
Эта была какая-то дурацкая поездка, посреди учебной четверти, на четыре дня, скорей-скорей.
Потом тот дурацкий сон, в котором она с ним прощалась, а дальше вообще начали твориться странные вещи…
Сверчок положил ноги на стол и, качаясь на стуле, перебирал открытки, которые Стефания присылала ему из Испании, Кипра, Египта. Они были яркими, с пятнами красных цветов и желтых фруктов. Ее фотография у него была всего одна, да и та какая-то смазанная, нерезкая.
Тогда Стефания вместе с собакой бежали ему навстречу по дорожке парка, и он щелкнул их мыльницей.
— Дай мне твою нормальную фотографию, — как-то попросил Димка.
— Это дурная примета, — она отобрала у него альбом и чмокнула в щеку. — Вот тебе моя фотка.
Внезапно он почувствовал легкое жжение и дотронулся до щеки. Прохладный ветерок пробежал по лицу, вставать было лень, и Димка дотянулся до клюшки, чтобы захлопнуть форточку.
В день ее возвращения он с трудом дождался конца уроков и, когда Стефания появилась, даже вскрикнул:
— Это ты?
Она смотрела в сторону, Агент 007 хмуро гыкнул — он всегда не любил Сверчка.
— А Боб где? — не дождавшись ответа, продолжил Димка.
— Дома.
— Давай погуляем, — предложил он.
— Погода плохая, — скривилась Стефания.
— Тогда, может, посидим в беседке?
Она наконец согласилась. В беседке они сидели близко-близко. Было промозгло и сыро, и Сверчок обнял ее за плечи. Они молчали. Димка намотал ее волосы на указательный палец и пощекотал ей нижнюю губу. В тот же миг острая боль пронзила палец.
— Ой, что ты сделала? — он отдернул руку, на которой выступила кровь.
Рана была глубокой, как от острого ножа. Она нарочито медленно облизнула свои окровавленные губы.
— Жаль, у меня нет ядовитого зуба, а то бы ты умер.
Сверчок даже забыл про рану. Откуда эти глухие резкие интонации? Голоса ее он тоже не узнавал.
— Шютка, — она облизнулась еще раз. — Бедненький, дай полечу твой пальчик…
Обычно они виделись ежедневно, в крайнем случае через день, а теперь только два раза в неделю.
— Не могу, понимаешь, готовлюсь к вечеринке, — отговаривалась Стефания.
Раньше у них были общие вкусы, она, как и Димка, не любила вечеринок с толчеей, болтовней, тусовкой.
— Это все для тебя, для тебя. Католическое Рождество, затмение Солнца, столько событий! — глаза Стефании неприятно поблескивали.
— Ты что, стала католичкой? — поинтересовался он.
— Не гунди. Я со всеми разобралась.
Он не понимал, что происходит с его такой романтичной и немного смешливой девчонкой.
А сегодня, когда он с трудом уговорил ее прогуляться, она была с ним резкой и грубой:
— Опять потащишь меня в парк? — ее брови недовольно сползлись к переносице.
Стефания широко зашагала впереди, то и дело проваливаясь сквозь тонкий ледок в лужи, потом зло прищурилась, указывая на грязный бархатный ботинок.
— Смотри, это ты устроил. Я готова тебя разорвать!
Он взял ее за плечо и развернул к себе:
— Посмотри на меня, слышишь, посмотри. Что случилось?
— Курица взбесилась, — она скривила губы. — Надоели все эти охи-вздохи. Может, тебя еще с ложечки покормить?
Сверчок вздрогнул. Стефания однажды кормила его с ложечки. Мороженым. В кафе, в парке Горького, ранней весной. Она взяла тогда его ложку и сказала:
— Твоя красивее, а ты ешь моей.
Пластмассовые ложечки были совершенно одинаковыми, розовыми. Сверчок всегда любил мороженое, а тут размазывал по вазочке. Играл духовой оркестр — 9 Мая в парке обычно полно народа.
— Иди сюда, — попросила она, хотя он был совсем рядом.
Она брала малюсенькие кусочки своего мороженого и давала ему. Это было так вкусно, что Сверчок просто обалдел. А потом, ни с того ни с сего, он ее поцеловал, первый раз, на глазах всего парка Горького. У нее на глаза накатились слезы, и одна застыла на ресницах.
— Ты что? — Сверчок так испугался и расстроился, что едва сам не заревел. — Прости, я не хотел.
— Это у меня первый раз, — выдохнула Стефания и хитренько прищурилась. — Так, говоришь, ты не хотел?
Димка вспомнил это так, словно все было вчера, и в груди что-то защекотало.
— Я извожусь, собираю народ на вечеринку, — продолжала чужим голосом Стефания. — Гудеж будет, я тебя таким угощу, что никто на Земле не пробовал. Чертово зелье, о!
Димка слушал вполуха, но тут насторожился.
— Какое еще зелье?
— Ой, ой, — она больно толкнула его в плечо. — Ты уже большой мальчик.
— Никакая вечеринка мне не нужна. Пусть это чертово зелье лакает твой народ. Я хочу, чтобы все было, как раньше.
— А что было? А ну расскажи! Нет ничего нового на этом свете! Людишки-волчишки!
Она неприятно захохотала. Было в этом что-то зловещее, и тут чей-то пуделек налетел на нее, как черное ядро…
Сверчок мял и вертел в руках снимок, на котором девочка и боксер бежали к нему. Непривыкший к такого рода раздумьям, он устало растянулся на диване. Кто-то большой тут же пристроился рядом. Димка подскочил от неожиданности.
— Боб! Бобочка! Бобешник!
