Смотреть на Джерико теперь было стыдно — ведь он запросто мог тоже счесть ее «слабачкой», решив, что, раз она так легко позволила себя захватить, значит, сама виновата (с другой стороны — должен же он понять, что ей тогда было всего девятнадцать!) Поэтому она продолжала сидеть, глядя вниз, на чашку с вином, пока не услышала:
— Как же ты уцелела?
Пришлось все же оторваться от чашки и взглянуть на него. В ответном взгляде голубых глаз не было ни презрения, ни злости — лишь любопытство с толикой сочувствия.
— Ала помогла — помнишь ее? — вздохнула Лесли. — У меня тогда осел был. Она его привела. Я на него кое-как вскарабкалась и добралась до гор. Там, у источника, отлежалась.
— А потом что было? — Джерико выжидающе прищурился и наклонил голову.
— Потом, через месяц, я вернулась и к чертовой матери сожгла их урожай — весь на корню спалила!
— Так я и подумал, что ты бы не ушла, не расплатившись, — усмехнулся он и тут же посерьезнел. — Значит, Сол был одним из этих пятерых?
— Он был у них главным.
— И поэтому ты хочешь его убить…
— Да.
Именно потому, что он был главным, он так и врезался в память. И потому что был первым… Остальные насильники слились в один непрерывный ряд — потные тела, прыщавые физиономии, распяленные в похотливом смехе вонючие рты — возможно, она и не узнала бы их сейчас, если бы встретила. А Сол запомнился четко — настолько, что, едва Лесли встретилась с ним взглядом, у нее аж горло перехватило.
— Ну, и как ты себе это представляешь? — поинтересовался Джерико со внезапным раздражением. — Я вызову его к себе и скажу: «Постой здесь минуточку, пока она тебя застрелит»?
— Нет, ну зачем же. Мы с ним столкнемся на улице или в столовой, случайная ссора — он полезет в драку… и я его убью.
— Вся штука в том, что драки в Логове категорически запрещены. И кроме того — ты уверена, что ты его убьешь, а не он тебя?
— Уверена.
— Ну хорошо, — отрывисто бросил Джерико. — Я подумаю. Ты чего вино не пьешь — не нравится?
— Нравится, — она отпила полчашки и заела кусочком хлеба.
— Мне его из Мексики привозят — красное и белое. Но красное, по-моему, вкуснее. — Было ясно, что о Соле он больше говорить не желает.
Настаивать Лесли смысла не видела — только зря раздражать его, поэтому кротким тоном поддержала беседу:
— Белое я в Калифорнии летом пила. Но мне оно не понравилось — кислое очень.
— Ого, в какую даль тебя занесло!..
Ушел Джерико, когда в кувшине не осталось ни капли. Напоследок сказал:
— Да, еще одно… при людях называй меня, пожалуйста, Хефе.
— И при Пите тоже? — уточнила Лесли.
— Нет. Пит, Смайти, Динеро — все они из «внутреннего круга», при них можешь звать меня Джерико. Я имею в виду рядовых бойцов.
— Хорошо, — кивнула она; запирая за ним дверь, услышала в коридоре голоса и удаляющиеся шаги.
Прежде чем решиться на вылазку, Лесли прождала добрых четверть часа. Потом подошла к двери, отперла ее и осторожно выглянула в коридор — часовых не было.
Она вышла на крыльцо — не потому, что собиралась идти куда-то дальше, а чтоб убедиться, что Джерико не обманул ее и не поставил охрану снаружи. Но на улице не было ни души, лишь слабый ветерок гнал по растрескавшемуся асфальту перекати-поле да над головой еле слышно попискивали летучие мыши.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Разбудило наутро Лесли громкое брямканье, словно где-то за окном колотили железом о железо. Впрочем, продлилось это лишь несколько секунд, и вновь наступила тишина.
Лесли встала и выглянула в окно — уже рассвело; пахло утренней сыростью, хотя день обещал быть солнечным.
Она умылась и надела собственную одежду, привычную, как вторая кожа. Попыталась хоть кое-как, пятерней, привести в порядок волосы — и тут в дверь постучали. Точнее, поскреблись, именно так можно было назвать этот тихий и вежливый звук.
Лесли приоткрыла дверь — в проеме обрисовались улыбающиеся физиономии охранников.
— Доброе утро, мэм, — сказал тот из них, что был на вид постарше — именно он вчера спросил, пора ли уже держать Юло. — Бобер сейчас на кухню пойдет, за кофе. Вы, наверное, тоже горяченького не прочь выпить?
— Да, не откажусь.
— Бобер — это он, — охранник ткнул пальцем в своего напарника, парнишку лет восемнадцати с облупившимся носом — тот заулыбался еще пуще, показывая торчащие передние зубы, которым наверняка и был обязан прозвищем, — а я — Честер.
— Я — Лесли.
— Да, мы знаем, — Честер нетерпеливо пнул своего напарника — иди, мол, уже! — а сам продолжил светскую беседу: — Нам Хефе вчера сказал, что вы у нас будете инструктором по военному делу, — в любопытных глазах так и читалось: «Неужто правда?!» — Еще он велел вам сказать, чтобы вы после второго колокола в штаб пришли.
— Это когда?
— Часа через полтора примерно. Если вам что-нибудь понадобится — проводить куда-то или принести чего, — вы только скажите. Мы здесь, на крылечке будем.
Кофе оказался ячменный. Лесли поняла это по запаху, едва Бобер, вбежав в комнату, поставил на стол большую глиняную кружку. Потряс в воздухе рукой:
— Горячий, зараза! — обернулся к Лесли: — На кухне еще каша была, но я подумал, вы такую не захотите. Подгорела, — выразительно скривился и помотал головой, — аж на улице воняет. Зато вот, — достал из-за пазухи ломоть серого, посыпанного крупной солью и жареным луком хлеба. — Будете?
— Буду, — кивнула Лесли. — У меня еще мясо осталось — вчера вечером Джерико… то есть Хефе принес, — выложила себе на хлеб кусок крольчатины потолще, остальное протянула пареньку. — Хочешь?..
Судя по тому, как он сглотнул слюну, подобные яства рядовым бойцам доставались нечасто.
— Ага… — потянулся тоже взять кусок, но Лесли сунула ему в руки всю миску:
— Бери-бери. Вам с Честером на двоих.
Бобер схватил угощение и чуть ли не вприпрыжку поскакал в коридор, уже оттуда донеслось:
— Спасибо!
«Вторым колоколом» оказалось такое же брямканье, как то, что разбудило Лесли. Едва оно прозвучало, как голос Честера из-за двери сообщил:
— Мэм, пора идти в штаб. Мэм, вы слышите?
— Слышу! — буркнула она, завязывая шнурки.
Тем же порядком: она впереди, двое охранников сзади, — ни разу не сбившись с пути, Лесли проследовала к зданию с башенками. Часовые, как и вчера, пропустили ее беспрепятственно.
— Направо, по коридору, вторая дверь, — подсказал Честер.
В комнате, за большим, рассчитанным человек на двенадцать овальным столом сидели пятеро: Джерико, Лео, Пит, Смайти и болезненно-полный немолодой мужчина, которого она видела в первый день на площади.
