Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 46
Когда появилась возможность выехать в Израиль, Лёва немедленно подал заявление на отъезд, рассчитывая на земле обетованной, наконец, результативно применить свою энергию.
— Брошь вывезти не разрешат, — предупредили его друзья.
— Почему?! — возмутился Лёва. — Я же её не украл! Это — моё, моё! Пусть только посмеют не разрешить.
Но таможенники посмели.
Тогда Лёва решился на авантюру, он спрятал брошь в каблук, предварительно выдолбив там тайник. Всю дорогу до аэропорта его трясло от страха: а вдруг найдут — тогда скандал, суд и уже точно тюрьма, и уже точно без прощального круиза. Перед самой таможней он не выдержал, снял туфли и передал их провожающему его Борису.
— Не хочу рисковать. Надень. А мне дай твои.
Они поменялись обувью, и дядя с облегчением предстал перед таможенниками. Те подозревали, что он попытается провезти свою прославленную брошь, поэтому тщательно потрясли содержимое чемоданов, прощупали всю одежду, потом потребовали снять туфли. Их сперва простукали, потом оторвали каблук, затем подошвы. Естественно ничего не нашли но обувь измордовали.
— В чём же я полечу? — растерянно спросил Лёва.
— Возьмите обувь у провожающего, — таможенник указал на маячащего за стеклянной перегородкой Бориса. — У него какой размер?
— Сорок три.
— А у вас?
— Такой же.
— Вот и обувайтесь.
Таможенник сам взял у поспешно разувшегося Бориса его туфли и отнёс их дяде.
— Уж извините: служба, — объяснил он, оправдываясь.
— Ничего, ничего, ведь вы же должны быть бдительными! — великодушно простил его Лёва, совершенно обалдевший от такого поворота событий.
Благодаря неизрасходованной предприимчивости Лёва довольно быстро открыл свое дело, стал настоятельно звать всех родственников и прислал им вызовы.
Семья раскололась: младшие братья решили ехать, а Давид отказался наотрез. Ривка впервые в жизни не вмешивалась в их споры, только внимательно прислушивалась, — не высказывая своего мнения.
— Вы что, не знаете дядю Лёву? — убеждал братьев Давид. — Думаете, он соскучился по нас?.. Просто его фирме нужны дешёвые работники!
— При чем тут Лёва и его фирма! — горячился Борис. — Это Бог нам даёт возможность — нельзя ею не воспользоваться!
— Зачем тебе Израиль?
— Хочу жить на родине! Понял?
— Родина там, где ты родился.
— Нет. Родина там, где тебя не оскорбят за твое происхождение. Меня тогда оттащили от той сволочи, я не успел его придушить. Но если мою дочь назовут «жидовкой», меня уже никто не остановит, я убью гада и сяду в тюрьму!.. Не хочу дожить до этого.
— Почему ты уверен, что её обязательно обзовут?
— А ты уверен, что не обзовут? Что, в Союзе уже не осталось черносотенцев? Просто они теперь называются по-другому. Вспомни того киноведа из Киева.
— Какого киноведа? — не понял Давид.
— Котенко. Я же тебе о нем рассказывал.
— Это не ему, это мне, — уточнил Иосиф, попыхивая трубкой.
— А?.. Тогда и тебе расскажу. Помнишь, я ездил в командировку, исследовал кинематограф Украины? Так вот, этот Котенко под любым предлогом не допускал меня к архиву. Когда я взял его за грудки и припёр к стенке, он откровенно признался, что не хочет, чтобы иноверцы вмешивались в славянскую культуру. Это профессиональный антисемит со своей философией. «Вы споили Россию, заявил он мне. — Вы и ваши предки-корчмари. — Тогда вы предали Россию, — ответил я. — Вместе с вашим Мазепой. Кстати, в России было достаточно кабаков русского происхождения. — Нет! Это вы спаивали народ! — Зачем? — Чтобы захватить власть! Чтобы вытеснить нас из нашей культуры и науки! — Вас, как мне рассказали, не нужно было вытеснять — вы сами выпали. А вот Вавилов мог бы так заявить, когда его травил Лысенко». Он просто затрясся от ненависти. «Вы все — сионисты, только скрываете это! Все — американские шпионы! Вы хотите взорвать наши памятники!» Такого концентрата тупой агрессивной ненависти я ещё не встречал. Истоки этого мне потом стали ясны: он неудачник. Пытался пробиться в режиссуру — прогорел, писал сценарии — не прошли. Стал чиновником при искусстве. Ненавидит всех преуспевающих, даже своих братьев-славян. Ну, а об иноверцах и говорить нечего!.. Знаешь, какое его любимое занятие? Ребята из отдела рассказывали. После ужина берёт «Вечерний Киев», просматривает сообщения о смерти и соболезнования, находит еврейскую фамилию, радостно восклицает: «О! Ещё один!» — и выписывает эту фамилию в общую тетрадь.
— Ну, это уже патологический случай.
— Да. Но такие есть. И для них мы были причиной всех бед и будем. Мы виноваты в том, что много алкашей, и что гибнут памятники старины, и что медицина недоразвита… Недавно на рынке одна кликуша кричала, что кур мало, потому что евреи варят бульон… Ты ведь знаешь, злоба всегда активней, чем добро. Малейшее послабление — и они себя ещё покажут. Не хочу дожить до этого.
— Как легко ты отряхиваешься от страны, в которой родился.
— Не я отряхиваюсь от неё — она меня отряхнула.
— Почему ты так решил?
— Это решили за меня: не пустили уже на третий международный симпозиум, где обсуждали мои статьи. Посылали моего завотдела, который в этом ни в зуб ногой. Кстати, у меня уже готова докторская, а он ещё и не кандидат, но отделом руководит он, а не я. Это обидно, но не это главное.
— А что?
— Объясню. Я социолог. Моя обязанность предвидеть. Предвидеть лет на пятьдесят вперед, а здесь даже на пятьдесят дней вперёд никто не заглядывает. Живём как воробьи, поклевали денёк — и рады… Дали мне задание определить, какие социальные факторы влияют на текучесть кадров. Я занимался им восемь месяцев, дневал и ночевал на заводах, анкетировал тысячи рабочих, перевёл десятки иностранных статей. Рассчитал, вывел, дал рекомендации. Меня поздравили, пожали руку, даже премировали месячным окладом. А моя работа уже более двух лет лежит в столе — никакого движения. Так было и с предыдущими. Сперва я ужасно огорчался, переживал, а потом понял: моя профессия здесь не нужна. Значит, и я не нужен… А там меня ждут, там требуются мои мозги и моя энергия…
— Ты уверен, что сможешь работать по специальности? Мало там своих безработных гуманитариев?
— Пойду в строители — я же вкалывал в студенческих отрядах. Буду строить Комсомольск-на-Иордане.
— А если в армию призовут?
— Стану солдатом. Наш отец же защищал свою родину, а я буду защищать свою.
— Какая это родина! Чужой край, чужие нравы!..
— Да. Но это единственная страна, где, если мне скажут: «Ты грязный еврей», — я не обижусь, а пойду и умоюсь.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 46
