Нет, причиной моего недовольства было то, что у Людо — забавного, беспомощного неудачника Людо — не было гена сексуальности.
Теперь, конечно, вы хотите, чтобы я дала определение термину, который использовала. Людо всегда просит меня делать это — еще одна привычка, вызывающая мое раздражение. Единственный способ добиться того, чтобы он заткнулся, — это сказать: «Ну тогда объясни: что такое «дать определение»?» Этот трюк я усвоила еще в школе, когда спорила со всякими умниками. Но сексуальность — вопрос сложный, и, говоря о ней, необходимо ясно выражать мысли. Или по крайней мере объяснить, что вам нравится.
Для меня в понятие сексуальности входит не только привлекательная внешность, хотя, что бы вам ни говорили, в некоторой степени это всегда будет важно. Так что, девять десятых мужского населения, прошу вас меня простить. И естественно, сексуальность не зависит оттого, насколько милый парень. Прости меня, Людо. Или насколько вас заваливают подарками. Думаю, вы догадываетесь, о чем дальше пойдет разговор. Каждый, кто читал хотя бы один сентиментальный роман Джейн Остин или Джудит Кренц, знает, к чему я веду. Так что подготовьтесь к погружению в огромное гостеприимное море избитых фраз — я не стремлюсь к оригинальности и буду говорить правду, какой бы причудливой она ни показалась. В отношениях с нашими партнерами мы постоянно хотим ощущать опасность — это старое, знакомое всем чувство. И оно вовсе не связано с риском — «поймать тебя, глупышку, в переулке и отшлепать». Скорее, это страх, что любимый человек может изменить тебе в любой момент, когда ему захочется. Что под улыбкой можно различить презрительную усмешку. И что вы не представляете, что именно можете найти в его карманах.
Я всегда знала, какие именно вещи лежат в карманах Людо, и уже давно не проверяла их: два носовых платка, оба грязные до хруста, билет на метро месячной давности, изжеванный колпачок от дешевой ручки, старый использованный пластырь, скатанный в шарик, салфетка с записанным на ней стихотворением и книга в мягкой обложке какого-нибудь абсолютно неизвестного автора типа Збигнева Чжежнишкова.
Так оно и есть. Я похожа на стандартную героиню романа: глупая девушка, неудовлетворенная общением с приличным молодым человеком, хочет добавить в свою жизнь немного опасности. Но именно литература делает нас такими, какие мы есть. Мы живем в мире, тесно населенном персонажами, придуманными писателями или кинорежиссерами или редакторами журналов, — и они более реальны, чем иллюзорные призраки, которые кишат вокруг нас на улицах, проезжают на автомобилях или нависают над нами в метро, распространяя запах пота вокруг. Очень часто, когда мы думаем, что действуем по собственному сценарию, оказывается, что наши слова, действия и даже мысли были нам навязаны. Извините, я слишком возбуждена и бессвязно выражаю мысли.
Как бы там ни было, в тот вечер в нашем доме царила атмосфера полного удовлетворения. Мы великолепно провели время, обсуждая «мыльные оперы» и со слезами наблюдая за событиями сериала «Скорая помощь» (это была та серия, когда Дуг Росс спасал ребенка, чуть было не утонувшего в дренажной канаве, она была самая лучшая).
Около одиннадцати вечера я пробормотала что-то о необходимости паковать вещи. Людо сказал какую-то глупость о том, что это не займет много времени. Парни просто ничего не понимают в том, как собираются женщины. Есть такие необходимые нам мелочи, о существовании которых мужчины не подозревают. Чтобы собраться, Людо требуется от тридцати до сорока пяти секунд — в зависимости от того, сколько времени ему потребуется, чтобы достать носки из штанин вчерашних брюк.
В тот вечер мы не занимались любовью, просто долго и с удовольствием целовались, и я уснула, думая о том, как много замечательных вещей продается в этом мире, и большинство из них ожидает меня в Париже.
Глава 5
«Висцеральная одежда»
«Евростар» отправлялся в девять тридцать. Это означало, что в шесть тридцать — подъем, чай в постели до семи, ванна до семи тридцати, одевание и макияж до восьми пятнадцати, и пятнадцать минут на то, чтобы собрать вещи. В восемь тридцать нужно выйти из дома, доехать на метро до «Ватерлоо» и прибыть на место в девять ноль пять. По мнению Пенни, это было поздно, и она уже билась в припадке, но для нормальной жизни — достаточно, чтобы зарегистрироваться и сесть на поезд к девяти пятнадцати.
Для путешествия я оделась удобно, на мне были брюки от Клементе Рибейро и одна из любимых пар обуви от «Тодз». Перед уходом я, как обычно, металась по квартире в панике и потом была вынуждена бежать на станцию, с трудом управляясь с новым шикарным чемоданом от «Берберри». Хуже того, мне пришлось заканчивать макияж в вагоне метро, а от этого я всегда ощущаю себя продажной девчонкой.
Я встретилась с Пенни у стойки регистрации на поезд. Как обычно, она сеяла хаос вокруг себя: толкала там, где следовало потянуть, пыталась жестами общаться с незнакомцами и орала на Хью, который пришел ее проводить и, я не сомневаюсь, чувствовал громадное облегчение.
Как обычно, внешний вид Пенни был на грани роскоши и абсурда, но в целом вписывался в общепринятые рамки. В этот раз она была в образе «кинозвезды, путешествующей инкогнито», в темных очках и безумном шарфе от Пуччи, который отвлекал внимание от действительно великолепной длинной собольей шубы. Она каким-то образом заполучила или унаследовала ее у родственников со стороны Хью. Эта шуба смотрелась настолько роскошно, что никто и не подозревал, что она может быть настоящей. Всем своим видом Пенни напоминала Софи Лорен.
Хью поцеловал меня в знак приветствия, потом снова быстро — на прощание. Пенни снисходительно ткнулась мне носом в щеку, демонстрируя, что наши поездки в Париж были не совсем рабочими, но и не чистым развлечением.
Драматизм ситуации достиг пика, когда мы шли к платформе. Как обычно, был выбор: подниматься ли в толпе на эскалаторе или в тесноте в лифте? Оказалось, в очереди к лифту полно бельгийцев, и Пенни решила пойти на эскалатор, которого она обычно избегает. Это было огромной ошибкой. Она вцепилась в поручень, как будто находилась на маленьком кораблике, попавшем в сильную бурю.
— Кэти, мои ноги, — кричала она, — мои ноги! Что я с ними сделала? Куда они едут?
— Просто закройте глаза и представьте, что вы на обычной лестнице, — сказала я, краснея оттого, что мы привлекли всеобщее внимания. — О Боже! Позвольте мне… подождите… просто поставьте это… и то там тоже.
Люди оглядывались по сторонам. Бельгийцы в очереди у лифта замерли, подняв головы, как на картинах Магритта, и показывали на нас зонтиками.
А потом эскалатор остановился. Дернулся. И снова замер.
— Мы задохнемся! — завизжала Пенни без всякой логики. — Пойдем! Мы должны вернуться.
К этому моменту мы находились на середине эскалатора, и за нами было по меньшей мере человек пятьдесят.
— Пенни, это невозможно! — робко попыталась возразить я.
Но Пенни уже забыла об ощущении паники и беспомощности и почувствовала себя героиней, способной на все. Она пронеслась через или, правильнее сказать, над толпой несчастных пассажиров, которые терпеливо ждали, пока эскалатор починят и он снова поползет вверх. Моя хозяйка напоминала один из кораблей, которые идут через арктические льды в бесцельные экспедиции. Подобно «первой женщине, достигнувшей Северного полюса без средств личной гигиены». Я робко следовала за Пенни, но, как это всегда бывает, ее упорство меня ни чуточки не восхищало.
