Двое мужчин медленно шли по каменным плитам тихой улицы университетского города. Над ними было пустое бесцветное небо, серое, как пепел пожарищ. От деревьев, посаженных вдоль тротуара, пахло медом. Цвела липа.
— Хиросима?
— Да, Хиросима. Разве Эйнштейн, Ферми, или Оппенгеймер, или даже Мария Кюри вправе считать себя невиновными?
— Они занимались наукой. Только наукой.
— А вы уверены, что они стали бы продолжать свои исследования, если бы знали, что из этого получится?
— Эйнштейн знал. И Ферми и Оппенгеймер знали. Они все знали. Они действовали сознательно. Но они не могли поступить иначе. Они защищали свободу.
— Свободу? А не думаете ли вы, что все было гораздо проще и циничнее? Может быть, ими руководило тщеславное желание отомстить немцам? А наши военные боялись, как бы русские или немцы не сделали свою бомбу? Я не удивлюсь, если со временем выяснится, что война искусственно затягивалась в ожидании момента, когда физики закончат свое дьявольское дело. Это русские заставили нас поторопиться. Если бы мы не высадились в Нормандии, встреча с Советами произошла бы не на Эльбе, а на берегах Ла-Манша. Хорошие ученые оказались плохими политиками. А когда они опомнились, уже ничего не могли поделать.
— Вы хотите сказать, что ученый должен быть хорошим политиком?
— Я хочу сказать, доктор Нерст, что в наше время ученый не может не быть политиком. — Слова Лестера Ширера звучали жестко и зло. — Мир сильно изменился за последнее столетие. На нас, на ученых, лежит слишком большая ответственность. Ответственность за нашу цивилизацию, за само существование Homo sapiens.
Они остановились на перекрестке.
— Мне налево, — сказал Нерст. — А вам, кажется, прямо?
— Да, я живу в двух шагах отсюда. Мне было очень интересно с вами поговорить.
— Я тоже получил большое удовольствие от нашей беседы. Не так уж часто нам приходится затрагивать столь общие вопросы. Заходите, пожалуйста, как-нибудь. Мы с женой всегда будем рады вас видеть.
— Спасибо, с удовольствием.
— До свидания, доктор Ширер.
— До свидания, доктор Нерст.
* * *
«Мэджи, конечно, уже нашла серьги, — думал Нерст, подходя к своему дому. — Если она все поняла, она встретит меня на пороге и на ней будут серьги…»
Нерст толкнул калитку. В доме звякнул звонок.
Миссис Бидл повернула голову и приветливо улыбнулась. Она сидела на складном стульчике и подрезала розы.
— Добрый вечер, Клайв.
— Добрый вечер. Мэджи дома?
Открылась дверь, и на пороге появилась Мэджи. На ней был кокетливый белый передничек, который она надевала, когда занималась хозяйством.
— Добрый вечер, Клайви, как хорошо, что ты сегодня вовремя! Я боялась, что ты опять задержишься в лаборатории. — Она привычным движением отбросила назад волосы, чтобы он мог видеть ее новые серьги. — Спасибо тебе, дорогой, за подарок, спасибо, милый… — Уткнувшись горячим носом в его шершавую шею, она шептала: — Спасибо, милый, только ты ужасно рассеянный: ты ведь уже подарил мне такие же точно серьги в прошлом году, когда мы были в Чикаго… Ты забыл? Или, может быть, ты вообразил, что я их потеряла? Глупенький, они целы, вот они… — Мэрджори вытащила из кармана передника маленький футляр, где на черном бархате блестели две серьги. — Но это ничего… все равно я очень рада… Теперь у меня будет четыре штуки, две пары одинаковых сережек. Это очень хорошо, если я в самом деле одну потеряю…
На улице против дома остановилась потрепанная машина. Мэджи увидела ее через плечо мужа. Из машины вышел незнакомый человек в сером костюме. Он подошел к калитке.
— Клайв, к нам кто-то пришел. Ты уплатил очередной взнос за дом?
— Я хотел бы видеть доктора Нерста, — сказал человек в сером костюме.
— Это я, — сказал Нерст. — Калитка не заперта, входите.
— Добрый вечер. — Человек неторопливо прикрыл калитку и прошел к дому. — Мне нужно с вами поговорить, доктор Нерст.
— Мы ничего не собираемся покупать, дом застрахован, взносы уплачены…
— Я не по поводу продажи. Мне нужно с вами поговорить. Я заезжал в университет, но мне сказали, что вы уже уехали. Я из Бюро расследований.
Мэджи отошла в сторону и следила за разговором из глубины прихожей.
— Пожалуйста… Чем могу служить? — сказал Нерст. Он все еще стоял в дверях, загораживая проход в дом.
— Я предпочел бы… э… говорить только с вами.
— Пройдемте в кабинет. — Нерст посторонился, пропуская посетителя. — Сюда, пожалуйста…
Человек вошел в переднюю и остановился, осматриваясь, куда бы положить шляпу.
— Можете оставить ее здесь. Пожалуйста, направо, наверх по лестнице.
Серый человек не спеша поднимался по ступеням. Мэджи следила за ним из угла передней. Она постаралась встретиться взглядом с Нерстом, но он смотрел на посетителя. Человек остановился на площадке, не зная, куда идти дальше. Нерст взбежал по лестнице и толкнул дверь кабинета.
— Сюда, пожалуйста.
Серый вошел, за ним Нерст, и дверь захлопнулась.
Мэджи продолжала стоять в углу передней. Через раскрытую дверь на улицу она видела мать, которая подрезала розы. Она, должно быть, укололась, потому что досадливо потрясла рукой и поднесла палец ко рту, чтобы высосать кровь. На пороге дома прыгал воробей, заглядывая в темноту передней. Мэджи пошевелилась, и воробей улетел. Мэджи крадучись подошла к лестнице и начала подниматься. Лестница заскрипела. Деревянные лестницы всегда скрипят. Мэджи старалась ступать у самого края ступеней, но они все равно поскрипывали. За дверью были слышны голоса. Мэджи прислушалась. Говорил незнакомый, но так тихо, что слов нельзя было разобрать. Мэджи поднялась на площадку и заглянула в замочную скважину. Посетитель замолчал. Клайв сидел за столом и что-то разглядывал в лупу. Потом он придвинул к себе бинокулярный микроскоп и долго возился с его налаживанием.
— У нас есть основания предполагать, что мы имеем дело с умышленным отравлением, но нам нужно выяснить некоторые подробности… — сказал посетитель.
— Жаль, что у вас нет живых… — сказал Нерст.
Он наконец наладил микроскоп и теперь сидел неподвижно, уткнувшись в окуляры. Мэджи видела его со спины. «Он все-таки красивый, — подумала Мэджи. — Как ловко он орудует со своим микроскопом!».
Серый человек терпеливо ждал.
— Прежде чем ответить на ваши вопросы, — сказал Нерст, не отрываясь от микроскопа, — я должен заметить, что принесенные вами экземпляры представляют большой интерес. Насколько я могу судить, они не относятся ни к одному из описанных в литературе видов. Может быть, это даже новый род… Совершенно необычная форма головы…
— Видите ли, док, — перебил следователь, — меня не очень интересуют научные подробности. Мне важно знать: куда делся яд из виски? Могут ли эти муравьи повлиять на содержание яда в бутылке? Понимаете, виски оставить, а яд впитать?
