Его отсутствие на рабочем месте свидетельствовало о том, что произошло что–то из ряда вон выходящее. Мысленно перебирая дела, которые сейчас вел Марк, Элизабет не могла припомнить ничего такого, что потребовало бы срочного присутствия Уотсона. В их арсенале было несколько вполне заурядных случаев: разводящаяся супружеская пара делила имущество и детей; восемнадцатилетнему юноше грозил серьезный штраф и лишение прав за вождение автомобиля в нетрезвом виде; престарелый клерк сцепился с родственниками из–за наследства сестры, умершей бездетной… Нет, Лиз положительно не понимала, что могло случиться, чтобы Марк так поспешно покинул офис в начале рабочего дня. Разве что у них появился новый перспективный клиент, которому в срочном порядке потребовалась юридическая консультация. Неужели им досталась подготовка какого–нибудь криминального дела?
В конторе царил идеальный порядок, который лишь слегка нарушали утренние газеты, кипой сваленные на рабочий стол Марка. Элизабет сложила их и убрала на журнальный столик, стоявший у них в приемной, — для возможных клиентов. В список ее обязанностей входило поддерживать кабинет в порядке. Письменные принадлежности должны находиться на рабочих столах, бумаги — в сейфах, пресса — в приемной. Марк Уотсон, конечно, пока не обладал славой Перри Мейсона, однако порой за их дверями образовывалась очередь из двух–трех человек, которые, чтобы занять себя, читали газеты. Правда, случалось это довольно редко, но Марк любил, чтобы все было идеально подготовлено.
Усевшись за свой рабочий стол, Элизабет занялась очередным делом. Только вчера она позаимствовала из архива Королевской библиотеки сводки по судебным процессам позапрошлого года, где было несколько интересующих ее прецедентов. Ей удалось договориться с конторой, выдававшей лицензии на копирование библиотечных материалов, и теперь Лиз могла в любой момент снять копии с любых интересовавших ее документов. Возможно, нахального мальчишку, усевшегося за руль пьяным, и удастся избавить от лишения прав. Хотя Элизабет и считала, что это станет для него хорошим уроком, а также убережет от опасности жителей Лондона, по улицам которого будет кататься юный бандит, но он все же был клиентом. Вполне вероятно, что, если она хорошо подготовит дело, Марк разрешит ей самой выступить в суде. Он уже несколько раз говорил о том, что пора ей нарабатывать ораторскую практику.
Она совершенно погрузилась в изучение архива, когда зазвонил телефон — так резко и пронзительно, что Элизабет даже подскочила на месте от неожиданности.
— Контора Марка Уотсона, — торопливо проговорила она в трубку. — Слушаю вас.
— Лиз, это Марк… — Голос его звучал сердито и устало. — Почему, черт побери, ты не отвечаешь по сотовому телефону?
— Ой… — Элизабет бросила взгляд на собственную сумку и тут же вспомнила, что поставила сотовый в режим виброзвонка, чтобы никто не мешал ей разбираться со сложным делом. — Прости, у него звук выключен. Я работала и думала, что…
— Ладно, ерунда. — Она словно воочию увидела, как он устало махнул рукой. — Я звоню, чтобы ты не беспокоилась. Меня не будет сегодня в конторе, я в больнице у отца.
— Что с сэром Ричардом? — встревожилась Элизабет.
— Сердечный приступ. Состояние тяжелое, хотя врачи и говорят, что большой опасности нет. Ничего удивительного, впрочем. Бедный отец! — Марк тяжело вздохнул. — Так вот: я сейчас отключу телефон, поэтому дозвониться мне будет невозможно. Отложи все мои дела и, если кому–то из клиентов понадобится срочная встреча, перенеси на завтра или послезавтра. Меня ни для кого нет, и ты понятия не имеешь, где я нахожусь, ясно? Если будут звонить журналисты, отвечай, что я не стану ничего комментировать.
— Я не поняла, почему должны звонить журналисты? — испуганно переспросила Лиз. — С какой стати тебе комментировать сердечный приступ сэра Ричарда? Разве ты имеешь к этому какое–то отношение?
— При чем тут отец? — удивился Марк. — У них есть гораздо более интересный повод для того, чтобы получить мои комментарии.
— Какой?
Он секунду помолчал, а когда заговорил снова, в его голосе звенела ярость. Если что–то и могло взбесить Марка, то только несобранность окружающих. Все вокруг него должно было функционировать идеально.
— Лиз, что я тебе всегда говорил? Что ты должна сделать, как только приходишь в офис? Ну?
— Сварить тебе кофе? — легкомысленно выпалила Элизабет, прежде чем успела остановиться. — Прости, я не совсем понимаю, о чем ты…
— Прочитать утренние газеты! — рявкнул Марк. — Весь город в курсе происходящего, кроме моей личной помощницы! Иногда у меня такое чувство, что ты никогда не станешь приличным юристом!
— Марк, пожалуйста… — Но договорить Лиз не успела — он уже бросил трубку.
Перезванивать не имело смысла: он, скорее всего, сразу же выключил телефон. Впрочем, даже если не выключил, Марк вряд ли захочет с ней сейчас общаться. Она просто нарвется на очередную гневную отповедь. Вместо этого Элизабет вскочила и пулей вылетела в приемную. Сгребя ворох газет, она таким же галопом пронеслась назад в кабинет и заперла за собой дверь. Дрожащими руками развернув «Таймс», она прочитала такое, от чего у нее перехватило дыхание.
Огромные черные буквы заголовка на первой странице настолько бросались в глаза, что Элизабет даже удивилась, что умудрилась не прочесть их, когда убирала газеты со стола Марка. Заголовок гласил: «Роберт Уотсон обвиняется в изнасиловании. Известный финансист арестован». Сглотнув, Лиз бросила беглый взгляд на остальные газеты. Новость обошла их все, появившись на первой странице в виде заголовков разной степени циничности: «Сын специалиста по истории — насильник?», «Наследник лорда Бенсингтона за решеткой по тяжкому обвинению», «Кем войдет в историю сын историка?». Несколько раз моргнув, Элизабет убедилась, что это не галлюцинации, и погрузилась в чтение.
«Таймс» в довольно сухих и сдержанных выражениях повествовала о том, что прошлой ночью финансист Роберт Уотсон, управляющий крупной компанией, владельцем которой является его отец, известный историк Ричард Бенсингтон, был обвинен в изнасиловании и арестован. Обвинившая его девушка заявила, что мужчина надругался над ней в грубой форме, и предъявила полиции неопровержимые доказательства того, что это был именно Уотсон. После предъявления улик мировой судья, которого, очевидно, подняли с постели, немедленно выписал ордер на арест финансиста. Тот пока не желает признаваться в содеянном и собственную вину отрицает категорически. В финале статьи цитировались несколько фраз, сказанные кем–то из арестовывавших Роберта детективов, — пафосные разглагольствования на тему о том, что закон для всех один и настоящая справедливость не знает различий между простым дворником и управляющим финансовой компанией.
Элизабет принялась методично просматривать другие газеты. Чем «желтее» оказывалась пресса, тем меньше она церемонилась с Робертом Уотсоном. Мисс Смолвуд даже почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота: при прочтении газет появлялось ощущение, что абсолютно все газетчики испытывают к финансисту чернейшую зависть и лютую ненависть. На помещенных в них фотографиях он вполне невозмутимо шел между двумя полицейскими, но в большинстве текстов по Уотсону проходились со злобной язвительностью — порой казалось, что даже газетная бумага буквально истекает желчью. Некоторые папарацци додумались даже до того, чтобы заявить, что, мол, это не первый случай, когда Роберта могли арестовать — просто раньше его влиятельное семейство всегда успевало вовремя замять скандал.
