– Вы назвали меня дурочкой, так подайте мне пример, сэр, – прошептала она с яростью.
Он посмотрел на нее с таким презрением, что она с радостью задушила бы его.
– Вот каков стон страсти, – сказал он и принялся ритмически двигаться на кровати, вызывая скрип пружин и стоны дерева. Потом застонал сам, сначала тихо, затем со все нарастающей громкостью, пока любопытство видеть его лицо не стало мучительным, но она не могла себе этого позволить. Эти стоны то усиливались, то ослабевали соответственно биению сердца, и от этих звуков по телу ее разливался жидкий огонь, обещая наслаждение и в то же время спасая ее от страшной участи.
На пике стонов он ускорил свои ритмические движения, от чего веревочные пружины устрашающе заскрипели, а дерево застонало еще громче.
Должно быть, за столом она хватила лишку, потому что эти звуки подействовали на нее странным образом. Ее мать всегда говорила ей, что сладострастие лежит на дне винного бокала.
– А теперь, – сказал Джон, облокотившись о подушку, – можете сделать так же?
– Конечно, могу.
Это хвастовство победило ее сомнения. Она покажет ему вершину актерского мастерства, способного посрамить его любовницу Нелл Гвин, и мысль о том, что ей удастся переплюнуть эту знаменитую даму, завладела ею, и судорога отпустила ее горло и сделала его бархатным.
Стоны Анны сначала походили на воркование, но скоро стали усиливаться, правда, все это происходило медленно, очень медленно. По мере того как она проявляла чудеса актерства, ей приятно было видеть, как меняется выражение его лица, и она решила не спускать с него глаз, пока не убедится, что отучила его презирать ее за бездарность. Ее стоны выражали подлинное желание и томление по тому, что могла ей подарить ее брачная ночь, если бы любимый ею человек не оказался предателем и негодяем. Стоны ее становились все громче, выражая томление и восторг, и Анна заметила, что в глазах этого опытного в любви разбойника вспыхнул огонь страсти. Анна не прекращала действа до тех пор, пока не убедилась в том, что молния страсти поразила его в тот самый орган, которому (она в этом не сомневалась) не суждено было лишить ее невинности.
Тяжело дыша и став влажной от испарины, Анна прошептала:
– Ну мастер Гилберт, где ваши аплодисменты?
Звук ее голоса развеял наваждение и отвлек его от того, что полностью поглотило его внимание. У него вырвался стон, который она сочла непритворным и желанным звуком и который он был бессилен прервать, как был бессилен обуздать свою отвердевшую плоть. О Господи! Но он был не удовлетворен и далек от завершения! Его рука потянулась к ней, но он тотчас же вспомнил о своем обещании и приказал ей остановиться на полпути. Она только услышала его шепот и ощутила его дыхание на своем лице. Его пальцы легко коснулись ее глаз, прогулялись по ее носу, ушам, губам, шее и наконец добрались до высоко вздымавшейся груди. Он снова услышал ее стон, но не горделивый стон женщины, оттачивающей свое мастерство и пробующей чары на мужчине. Нет, это был подлинный стон страсти, столь же безыскусный, как его собственный. Джон услышал свой собственный голос, отвечающий ей, и это продолжалось до тех пор, пока их дом не начал сотрясаться от стонов подлинной, непритворной страсти. Джон хорошо знал, что может воспламенить любую женщину.
Анна подумала, что если этот разбойник дотронется наконец до нее, она все-таки расстанется со своей девственностью, способной сгореть в охватившем ее пламени.
И когда в темноте она услышала его хриплый от страсти голос, то была тронута до глубины души.
– Останься жить со мной и стань моей любимой.
И тотчас же она отозвалась следующей строчкой поэта:
– И испытаем оба наслажденье мы.
Черт возьми! Эта женщина знакома со стихами Кристофера Марло! Ее чары безграничны.
– Я предпочел бы быть убитым на дуэли Черным Беном, чем поверить, что такая сладостная женственная страсть – всего лишь шутка.
Анна смутилась.
– Но, сэр, вы сами придумали эту шутку.
– И вы стали с ее помощью тираном, Анна, – сказал он, склоняясь к ее лицу и преодолевая при этом разделявшую их бездну шириной в несколько дюймов.
– Леди Анна, – уточнила она, не в силах отвести взгляд от его прекрасного лица. О, этот опытный плут! Должно быть, ему хорошо известно, что эта игра, это притворство часто превращаются в подлинную страсть. Анна закрыла глаза и потянулась к его губам.
Нечеловеческим усилием воли Джон заставил себя сдержать клятву, данную сэру Сэмюелю, которую чуть было не нарушил. Он соскользнул с кровати, и холодный ночной воздух отрезвил его.
– Ложитесь спать, – сказал он грубо.
– Я ненавижу вас, Джон Гилберт. – Ярость, стыд и страсть душили Анну.
Проклиная себя, Джон подошел к окну. Черного Бена нигде не было. Видимо, ему надоела его игра, и он отправился в постель к какой-нибудь бабенке. Джон опустился в кресло возле камина. Он чуть было не позволил этой роковой женщине отнять единственное, что оставила ему в наследство семья Лейклендов, – честь. Менее чем через две недели сэр Сэмюел получит свою дочь нетронутой, и с этим будет навсегда покончено.
Убедившись, что Анна заснула, Джон еще долго размышлял о теплом бризе и страстных женщинах колонии Ямайка. Джон Гилберт всю ночь просидел в кресле, не сомкнув глаз.
Когда Анна проснулась на следующее утро. Джона Гилберта уже не было, и она обрадовалась.
При воспоминании о прошедшей ночи лицо ее зарделось. Ведь оказавшись в его постели, Анна и не пыталась бежать. Она попалась в расставленную им ловушку, как лондонская шлюха, промышляющая своим телом на Стрэнде. Правда, этому способствовало появление Черного Бена, которого она до сих пор не могла забыть.
Анна шагнула к сундуку, чтобы надеть платье из розового атласа, но вместо него там лежало платье из серого льна и шерсти грубой выработки с белым воротником в виде шейного платка, скромное и более подходящее для жизни в сельской местности. Джон все предусмотрел.
Дверь отворилась, и в комнату вошла Бет с миской воды.
– Доброе утро, миледи.
Анна улыбнулась ей:
– Пожалуйста, Бет, не забывай стучаться, когда входишь в спальню.
Молодая женщина вспыхнула.
– Я этого не знала. Дома все мы жили в одной комнате.
Анна пожалела, что отчитала девушку.
– Скажи, пожалуйста, где твоя семья?
– Их всех забрали, миледи, в корнуоллские рудники. Я была слишком юной, и вербовщик решил, что от меня будет мало пользы. Потом я нашла приют здесь.
– Понимаю, – сказала Анна, гадая, что могло случиться с этой хорошенькой скотницей после отъезда ее семьи и до встречи с разбойником. Видимо, ничего хорошего.
