– Клянусь Богом! – отшатнувшись, ахнул капитан. – Ты – та самая жена матроса!
Глава 4
Морган смотрела на него, пытаясь успокоить безумно колотившееся сердце.
– Драмлин, – сказал капитан. – Нет, не Драмлин. Он умер на борту «Морской цыганки», и ты вышла замуж за того пассажира из Филадельфии. Уизерби… нет, Уэдерли! Боже милостивый, что ты делаешь здесь?
О нет! Что ей теперь делать?! Морган не могла толком мыслить – ее сознание было затуманено желанием. Но нужно срочно брать себя в руки и придумывать новую басню. На этот раз попроще – проще и ближе к истине, чтобы легче запомнить подробности. Она превратилась, отметила какая-то хладнокровная часть сознания, в настоящего сочинителя сказок.
– Уэдерли умер.
Капитан Монтгомери свел брови на переносице и сел. Морган сглотнула, опасаясь, что сейчас он поставит на место очередной кусочек мозаики.
– Умер, вот как? Сердце подвело? – Она кивнула, и губы капитана изогнулись в самодовольной улыбке. – Если бы вы тогда потрудились спросить моего совета, мадам, я бы вам сказал, что этот мужчина не для вас. Так он что, недавно умер? Поэтому ваше судно и легло на бок?
– Судно легло на бок?
В его глазах зажглась улыбка.
– Прошу прощения. Это морское выражение. Поэтому вы и оказались в таком тяжелом положении? Вообще-то он прожил дольше, чем я предполагал. Мне казалось, что он не протянет и шести месяцев.
Что ж, подумала Морган, внезапно развеселившись, Уэдерли протянул четырнадцать.
А три месяца спустя она вышла замуж за Тернера – веселье испарилось.
– Да, сэр. Он оставил меня без единого фартинга.
– Разве Уэдерли был небогат? Не на самой верхней ступеньке социальной лестницы, но и не совсем нищий.
– Он завещал все свое состояние детям.
Капитан с отвращением поморщился:
– И ничего не оставил вдове? Такое трудно переварить.
– У него было шестеро детей, все взрослые. Они: считали, что это его женитьбу на мне трудно… трудно… – «Переварить» – слишком вульгарное слово, чтобы произносить его. Но Монтгомери сам сказал вульгарность, значит, не будет упрекать ее. – Переварить, особенно когда показалось, что я… – Морган замолчала.
Уорд вскинул бровь.
– Продолжай.
– Ну, когда показалось, что я подарю ему еще одного.
Вторая бровь тоже поползла наверх.
– Ребенка?
– Ничего не получилось.
Его глаза внезапно смягчились. Уорд вытянулся на кровати рядом с ней, подпер голову рукой и посмотрел на Морган сверху вниз.
– Мне очень жаль. – В его суровом голосе слышалось искреннее сочувствие, напомнившее Морган о его теплом к ней отношении после смерти Барта. – И даже тогда, когда ты ожидала ребенка, старик все равно не изменил завещание? А попросить ты не догадалась?
– Я… я об этом как-то не подумала. Мне казалось, что он себя прекрасно чувствует, а выкидыш у меня случился очень рано.
– Ты болела? – спросил капитан, нахмурившись. – Ты очень сильно похудела с тех пор, как мы виделись в последний раз.
– Да, сэр. У меня… у меня было два выкидыша. – Опять вранье; выкидыш был только один, от Уэдерли, но не получившийся ребенок от Тернера мог сойти за второго. Кроме того, это наверняка добавит сочувствия, в чем Морган сейчас отчаянно нуждалась.
– И все-таки ему следовало бы подумать, что ты можешь родить ребенка…
– Кажется… кажется, не могу. Ребенка Барта я тоже потеряла.
Глаза Уорда расширились.
– Когда? Господи, уж не на корабле ли? – Морган кивнула, и он рявкнул: – Почему он мне не сообщил?
Морган недоверчиво рассмеялась.
– Это не такое дело, чтобы женщине хотелось о нем рассказывать. Да и случилось это уже после смерти Барта.
Такие теплые карие глаза… Капитан все еще смотрел на нее и Морган словно видела, как в его мозгу мелькают мысли.
– И что, Уэдерли не оставил тебе вообще ничего?
Несколько драгоценных безделушек, которые пришлось продать, чтобы купить себе траурное платье. Через два месяца стало совершенно ясно, что родственники Чарльза скорее вышвырнут ее на улицу, чем поделятся деньгами; впрочем, это и неудивительно, поскольку своим поведением она вызвала у них полное отвращение. Поэтому пришлось искать нового мужа, и на этот раз она сделала по-настоящему опасный выбор.
– Ничего.
– А как же ты добралась до Бостона? И зачем ты приехала в Бостон?
После чуть не целого дня практики ложь соскользнула с языка, как растаявшее масло.
– Я была в таком отчаянии, что украла деньги и сбежала.
Капитан склонил голову набок.
– И много?
Сколько будет не слишком много, чтобы посадить ее в тюрьму, но при этом слишком мало, чтобы жить с удобствами?
– Три сотни пенсильванских долларов. Уорд кивнул.
– Но почему Бостон? Если я ничего не путаю, у Уэдерли тут есть родственники, которые могут узнать о воровстве. В другом городе было бы не так опасно.
– Перед тем как уехать в Филадельфию, мы с Чарльзом останавливались тут на две недели, а других американских городов я не знаю. Безопасности ради я и купила этот парик.
– А-а. Понятно.
Морган с трудом удержалась от торжествующей улыбки. Кажется, она прошла мимо своего призвания. Ей нужно писать приключенческие рассказы или запутанные остросюжетные романы, как у Александра Дюма! Или, подумала Морган, слегка упав духом, истории об убийствах.
– Нужно было сразу рассказать мне правду, Морган.
– Вы же грозили, что вызовете патруль. Я….мне не хочется подливать масла в огонь. А теперь вы не собираетесь этого делать, правда? – После того, чем они сегодня ночью занимались, он не будет таким бессердечным и не пошлет за полицией. Или пошлет? Триста долларов – это большие деньги для морского капитана? Судя по его одежде, по богатому убранству дома, по слугам – не похоже. Но она уже ошиблась, оценивая состояние Чарльза. После уплаты всех его долгов оставшегося не хватило, чтобы между детьми-то разделить.
Уорд подумал.
– Нет, но пусть меня повесят, если я знаю, что с тобой делать.
Морган лукаво улыбнулась.
– Ты мог бы, – произнесла она, и щеки залило краской, – поучить меня еще немного тем вульгарностям.
Уорд с силой выдохнул. Отдельные части истории, рассказанной Морган, звучали правдиво, а вот остальные заслуживали доверия не больше, чем морские байки. Он не мог точно сказать, в каком месте ее история отклоняется от правды, но, посмотрев в эти зеленые, как море, глаза, решил, что это потерпит до утра. Потому что сейчас она лежала в его постели голая; такая красивая, необузданная морская нимфа, которую он тайно вожделел во время всего того путешествия два года назад. Ощутив новый прилив возбуждения, он подумал, что Морган именно такая, какой он ее себе в те три недели и представлял, – пылкая, страстная, раскованная. Обо всех ее неприятностях он подумает завтра.
