Катя сначала смотрит на меня недоуменно, а потом, заразившись, тоже начинает смеяться.
— Те, которые бегут из казематов, сушат сухари, — отсмеявшись, говорю я, — а ты сушила… баксы, наверное?
— Конечно, — соглашается она, — бежать в никуда… то есть ни с чем мне не хотелось. Я всегда мечтала открыть собственное ателье. Но не думай, что всю сумму мне удалось получить с мужа. Я написала письмо отцу. На конверте приписала: лично, — чтобы прочел только он. Такое слезливое-слезливое. Мол, когда я увлекалась наркотой, я задолжала одному мафиози десять тысяч баксов, и теперь он шантажирует меня, угрожает украсть Димку, а мужу об этом я сказать боюсь… Отец повелся. Позвонил Вениамину Аркадьевичу: мол, он хочет со мной встретиться, если тот не возражает. Конечно же, Самойлов не возражал. Даже своего телохранителя со мной не послал, потому что отец обещал и увезти меня, и привезти обратно. Мы с ним посидели в ресторане, и он тайком от присутствующих передал мне конверт с баксами.
— Ты летела сюда на самолете?
— Вначале. Билет взяла до известного тебе областного центра, потом на двух электричках доехала до крупной железнодорожной станции и только тогда пересела на поезд до нашего города. Здесь у меня жила школьная подруга. Правда, ее я так и не нашла, она куда-то уехала, но у меня с собой были деньги, так что найти квартиру не составляло труда. А два года назад…
— Ты купила квартиру, — договариваю я.
— А потом другую. И машину. И вообще стала на ноги.
— Ну так и в чем проблема?
— В том, что Самойлов может отобрать у меня Димку. Я ведь на учете состояла в Питере. Как наркоманка. И думаю, нигде не отражено, что я больше дурью не увлекаюсь… Если он отберет у меня сына, мне незачем будет жить!
Катя опускает голову в совершенном отчаянии.
— А зачем ты мне все это рассказала?
Я нарочно так говорю, чтобы сбить Катерину с толку и с этой ее истерической ноты.
— Подумала, а вдруг ты сможешь мне помочь?
— Вот именно, вдруг я смогу помочь? И вот я еще и сказать-то ничего не успела, а ты уже в панику ударилась. Для чего на свете существуют друзья, как ты думаешь?
— Неужели ты и в самом деле можешь мне помочь?
— Естественно! — залихватски отвечаю я, с удовольствием отмечая, как в ее глазах загорается надежда.
Глава шестая
Ну вот, теперь она уставилась на меня и не дает куска проглотить!
— Ты зачем меня в ресторан-то позвала? — нарочито возмущаюсь я.
Катя смущается и тоже берется за вилку.
— Я думала, заодно и поедим.
— Правильно. А могу я есть, когда на меня смотрят с такой жадностью? Может, ты считаешь, что одной порции тебе не хватит?
— Прости, — извиняется Катя, но все равно смотрит на меня и ждет, когда я начну говорить.
— У меня есть только одна просьба, — мычу я с набитым ртом, — если ты четыре года молчала, еще пятнадцать минут помолчи, а?
— Хорошо, — соглашается подруга. И начинает машинально жевать.
Я незаметно за ней наблюдаю. Вот она на мгновение остановилась, будто прислушиваясь. Кивнула то ли своим мыслям, то ли ощущениям и принялась наконец жадно есть. В какой-то момент мне опять стало смешно: сколько же времени собственные страхи мешали ей как следует питаться? Показалось, что все не так уж плохо, и она стала есть. Что и требовалось!
Под шумок я заказываю по рюмке хорошего сухого вина. Мы обе за рулем, но вряд ли от такого небольшого количества алкоголя мы утратим навыки вождения.
— Ну что, ты наелась? — наконец спрашивает Катя.
— Наелась. — Я притворно вздыхаю: мол, надо же, и пятнадцати минут не могла подождать! На самом деле я давно научилась есть быстро, особенно когда меня ждут дела. — Ладно, не буду больше тебя мучить. Начнем. Во-первых и даже во-вторых, ты не знаешь, зачем он вообще приехал…
— Я же тебе говорила.
— Это твои домыслы, а я говорю о его планах.
— Так ты считаешь, что мне необходимо с ним встретиться?
— Конечно! А иначе любой тебе скажет, что твои страхи — беспочвенны. Что за привычка зажмуриваться, когда нужно смотреть с открытыми глазами!
— Это ты говоришь не как подруга, а как телохранитель! — обижается Катя. — Зачем иначе он бы стал меня разыскивать?
— А откуда вообще ты взяла, что он тебя разыскивает? Он элементарно узнал твой адрес, например, побывав в адресном бюро или зайдя в твое ателье.
— Никто из моих родственников не знает, что у меня есть ателье. Я даже с родителями не общаюсь!
— Молодец, — говорю я, — совсем как в стишке, который я Мишке читаю:
Длинноногий страусенок
Очень-очень грустный был,
Потому что он с пеленок
Очень солнышко любил.
И сейчас оно сияло,
Купол неба был высок,
А мама сына заставляла
Прятать голову в песок…
— Что у тебя сегодня за настроение? — сетует Катя. — То смеешься ни с того ни с сего, то детские стишки декламируешь… Да, я прячу голову в песок! А что бы ты стала делать на моем месте, живя одна с ребенком и не имея права на защиту закона?
— Все, больше никакого смеха, — соглашаюсь я. — Начнем с самого начала, а именно с того, что тебе необходимо встретиться со своим мужем и наконец поинтересоваться, что ему от тебя нужно?
— Где же я его найду? — теперь удивляется Катя.
Ох уж эти нервные натуры! Вместо того чтобы осмотреть проблему со всех сторон, они впадают в истерику, едва увидев небольшой кусочек.
— Видишь, стоит взглянуть на проблему с другого конца, как вырисовываются совсем другие аспекты. Уже не он тебя разыскивает, а ты прямо-таки мечтаешь с ним встретиться. Или ты не очень хочешь его видеть и поручаешь это мне?
— Поручаю, — помедлив, соглашается Катя.
— Вот и славно, а я попробую его найти, памятуя, что в нашем городе не так уж много гостиниц, чтобы в течение двух часов нельзя было их все обзвонить…
— Наверное, ты права, а то у меня от волнения голова совсем плохо соображает.
— Вот еще что. — Я подумала: а что, если Катины страхи не напрасны? — Поскольку ты все же почему-то своего мужа боишься, и не только из-за Димки, думаю, тебе стоит воспользоваться услугами моей фирмы.
— В каком смысле?
— Как раз сегодня у меня кончается контракт с одним из клиентов и освобождается девушка, которую звать Ира. Такая славная девушка, высокая, стройная, на мордашку симпатичная. Пусть она возле тебя пару дней побудет, пока мы с твоим Самойловым все вопросы не решим. Все-таки хотелось бы видеть тебя не такой взбудораженной.
