— Ты кто? — еле ворочал языком парень.
— Вика я, — опирая его на стенку и усаживаясь на унитаз, ответила девица. — Не брезгуешь, надеюсь?
— Нет, — слушая журчание, обхватив бесчувственными руками голову, бросил он.
— Пить надо меньше, а то я бы и тебя обслужила, спонсор, — ни капельки не стесняясь, посоветовала девушка.
— Надо.
— Ты же мне платить будешь?
— Сколько? — уронив руку на колено Вики, даже не шелохнувшейся, спросил он.
— Шестьсот!
— Баксов?! — даже спьяну понимая, что для дворовой самодеятельной шлюхи это круто, удивился парень.
— Рублей, дурень. Но можно и баксов, — вставая с унитаза, ответила она.
— Помоги, — протягивая ей тяжелую руку, попросил он. Поднимаясь же, Толик задал пришедший в голову вопрос: — И чего это мы делаем?
Проститутка, на вид лет двадцати двух—двадцати трех, оказалась с него ростом и теперь смотрела ему прямо в глаза. Ее груди уперлись в его грудь. Она приблизила губы к его уху и сказала:
— Я учу мальчиков втыкать и спускать, а ты?
— Че-го? — спросил Толя, тряхнув головой и пытаясь вспомнить, где же он слышал эти слова. Ползком, по стенке, он выбрался из туалета, направляясь в ванную комнату.
— Чем ты занимаешься? — шлепая босыми ногами следом за парнем, поинтересовалась девушка.
— Я в рекламе, — ответил он, добавив: — Ты что-то там говорила про спускать?
— Да, — махнула рукой девица, отчего ее груди подпрыгнули, словно мячики в авоське. — Реклама есть про втыкать, спуская. Прикольно ведь, про мою работу.
— Прикольно, — отозвался Анатолий, поворачивая кран с водой, подставляя под струю руку.
Они стояли в ванной. Он в замызганных джинсах и обляпанной майке, она голая. Вода полилась из крана в сложенные лодочкой ладони парня. Вначале он не понял, что происходит, потому что болевой порог был понижен, но потом взвыл и отдернул руки. Кипяток из его рук пролился на пол, попав на ступни девчонки.
— Ты чего?! — возмутилась она и шагнула к двери.
— Открой холодную воду, а! Я вентиль перепутал, руки обжег.
Она положила руки на его плечи и отстранила Толика, освобождая себе проход. Когда же подошла к раковине, закрыла горячую и включила холодную воду.
— Умывайся, — вернувшись к выходу из ванной, сказала она.
— Вита, — плеснув в лицо влагой, промямлил он, — Тебя часто спрашивают?
— Я Вика. О чем?
— Почему ты в двадцать лет…
Он не договорил. Закрыл вентиль, но из крана продолжало капать по одной капле, выбивая занудную дробь по эмали.
— Пойдем на кухню, — скомандовал он.
— Холодно там. Меня Гена, друг твой, туда водил, мы на табурете…
— Хорошо не на столе…
— Он хотел, я сказала, что там еда.
— Молодец, — включая свет на кухне, похвалил он, шаркая к одному из табуретов.
Он хотел сразу присесть, да вспомнил о том, что сказала проститутка. Нагнулся и посмотрел на полотно сиденья.
— Не на этом, не бойся, — сказала Вика, будто обидевшаяся. — Подождешь, я оденусь, если только ты не хочешь…
— Одевайся, — ответил он, усевшись около стола, придвинув чайник и кружку. «Научись втыкать, спуская». Меня цитируют проститутки! Вот она, безвестная слава, о которой говорил Игорь. «Блииии, голова моя», — подумал Толик и посмотрел в сторону выхода из кухни, потому что оттуда донесся скрип полов. Это вернулась Вика. Она уже оделась: джинсы, топик (судя по торчащим соскам, лифчика нет), в руках держит какую-то тряпку.
— Что это? — спросил он, ткнув пальцем.
— Покрывало взяла. У вас стекла нет, холодно.
— Ну, завтра вставлю. Какая-то сволочь камень кинула.
— Знаю, Гена говорил, что записку бросили. Не врал? — спросила девушка, усаживаясь на табурет, который час назад использовала в качестве опоры под спину, которая теперь болела.
— Не. Чай хочешь?
— Давай. И деньги тоже.
— Не кину, не боись, — залезая в карман, где оставалась часть гонорара, специально отложенная на сегодняшние гуляния по случаю первой крупной получки.
— Ты что-то хотел спросить там, в ванной? — укутавшись в покрывало, принесенное из спальни, спросила она.
— Я думаю, что толкнуло тебя на панель? — отсчитывая и протягивая деньги, вспомнил Толик.
— Вечный вопрос, — начала она, убирая купюры в карман, предварительно помахав ими на себя. Так обычно делают торговки на рынке, по примете надеясь привлечь покупателя. — Сейчас мне семнадцать, мать умерла три года назад от пьянки и развившегося панкреатита, отец пьет и лапает меня, его дружки лапают. Уж лучше я буду спать с другими за деньги, чем с его собутыльниками за так.
— Ты говоришь это так… равнодушно. — Толик повел плечами.
— Я рассказываю об этом раз трехсотый, я привыкла быть шлюхой, о которой узнают через знакомых. Знаешь, я в тринадцать, когда еще мать жива была, посмотрела «Красотку» с Джулией Робертс. Тогда я подумала, что здорово быть проституткой, легче встретить богатого принца. Как видишь, от части мечты сбываются…
Она нервно рассмеялась, потом спросила:
— Есть сигареты?
— У Генки где-то были, поищи сама.
Девушка ушла. Из соседней комнаты послышались звуки: копошение, голос друга, шаги, слова проститутки:
— Спи лучше, замотал меня.
Через минуту она вернулась на кухню.
— Проснулся?
— Да. — Достав из пачки сигареты, махнула рукой в сторону комнаты: — Еще хочет, а сам еле языком ворочает.
— Часто такие попадаются? — спросил Анатолий, наливая третью чашку чая, отметив, что руки трясутся меньше.
— Как вы? Вы приличные мальчики. Вот местные… — Она глубоко затянулась, попыталась сделать кольцо из дыма, но не вышло. — А как работа в рекламе?
— Получил первые серьезные деньги, большую часть пропил, остальную отдал тебе, — соврал Толя, который еще был пьян, но не утратил осторожности. — Ролики по моим сценариям крутят по телику, и их цитируют незнакомые мне люди, а еще мой коллега пробил себе ладонь карандашом…
— Стукнутый, что ли? — заинтересовалась Вика, докурившая сигарету до середины. Пепел она стряхивала прямо на пол.
— Озабоченный, — привстав и глянув в разбитое окно, ответил Толя. Ноги его затряслись, накатил сильный позыв к рвоте, но он сдержался.
— Я новость слышала по радио, — сказала девушка. — Какой-то псих сбежал из нашей лечебницы. Не твой озабоченный?
— Может. А что, у Москвы есть наша больница для таких?
