— Что бы это ни было, но, если оно существует, мы его найдем.
— Ван Дорны никогда не сдаются? — с храброй улыбкой спросила она.
— Никогда, — пообещал Белл, но в глубине души у него было все меньше надежды когда-нибудь избавить ее от боли.
Она сжала его руки. А когда наконец отпустила, подошла ближе и поцеловала Белла в щеку.
— Спасибо. Это все, о чем я прошу.
— Буду держать вас в курсе, — сказал Белл.
— Не останетесь на коктейль?
— Спасибо, но, боюсь, не могу. Меня ждут в Нью-Йорке.
Когда она провожала его к выходу, Белл заглянул в столовую и заметил:
— Замечательный стол. Это Макинтош?
— Конечно, — гордо ответила она. — Отец говорил, что покупать произведение искусства, которое тебе не карману, означает ужинать бобами, но он предпочитает ужинать бобами.
Белл подумал, не устал ли Ленгнер от бобов и не взял ли деньги сталелитейщиков. Выходя, он оглянулся. Дороти стояла на ступенях, похожая на принцессу, заточенную в замке.
Поезд «Ройял лимитед» железной дороги «Балтимор и Огайо»[5]— самый быстрый и роскошный поезд из Вашингтона в Нью-Йорк. За окнами стемнело, и Белл воспользовался спокойным путешествием, чтобы ознакомиться с новостями охоты на Фраев. Орудовавшие во многих штатах грабители банков, которых детективы Ван Дорна разыскивали в Иллинойсе, Индиане и Огайо, неожиданно исчезли где-то в восточной Пенсильвании. Как и детектив Джон Скалли.
Обед в «Ройял», не уступавший обедам в «Дельмонико»[6]или в новом отеле «Плаза», подавали в вагоне, отделанном красным деревом. Белл заказал мэрилендского окуня и полбутылки «Мумм»[7]и за едой размышлял о том, что Дороти Ленгнер напоминает ему о его невесте. Очевидно, если бы Дороти не горевала о смерти отца, она была бы остроумной, сообразительной, интересной женщиной, очень похожей на Марион Морган. У них много общего в прошлом: обе потеряли матерей и благодаря любящим отцам получили образование, гораздо более глубокое, чем другие женщины: отцы обеих были состоятельными людьми и хотели, чтобы дочери в полной мере развили свои способности.
Внешне Марион и Дороти не могли бы различаться больше. У Дороти блестящая черная грива волос, у Марион — тоже блестящая, но цвета соломы; у Дороти привлекательные сине-серые глаза, у Марион — не менее привлекательные цвета морской зелени. Обе высокие, стройные и гибкие. И обе, с улыбкой подумал он, способны остановить движение, просто выйдя на улицу.
Когда «Ройял» подошел к вокзалу Нью-Джерси, Белл взглянул на свои золотые карманные часы. Если Марион завтра снимает, сейчас уже поздно ехать к ней в отель в Форт-Ли. Какая ирония. Марион снимает кинофильм в двух частях о придуманных грабителях банков, пока он гоняется за настоящими грабителями. Но, наблюдая ее за работой, Белл понял, что съемки кинофильма требуют такого же точного планирования и подготовки, что и реальное дело. А для этого девушке нужно хорошо выспаться.
Выйдя из поезда, он просмотрел газеты на стендах и у мальчишек, выкрикивавших их названия. Два вида заголовков привлекли его внимание. Одни сообщали о фантастическом разнообразии японских угроз, вызванных тем, что — по слухам — президент Рузвельт собирался приказать Великому белому флоту пройти вблизи Японских островов. Другие обвиняли китайских работорговцев в убийстве школьного учителя в Нью-Йорке. Но Белл просматривал раздел погоды, надеясь на предсказание ненастья.
— Отлично! — воскликнул он. Бюро погоды предсказывало облачность и дождь.
Марион не придется вставать на рассвете, чтобы поймать все солнечные лучи.
Он торопливо вышел из здания вокзала. Шестнадцатимильная поездка в трамвае в Форт-Ли займет не меньше часа, но возможен и лучший маршрут. Полиция Джерси-Сити экспериментировала с автопатрулями, как через реку в Нью-Йорке, и, как и ожидал Белл, один из шестнадцати-цилиндровых автомобилей «форд» стоял у вокзала; сержант и патрульный прежде служили в конной полиции.
— Ван Дорн, — представился Белл сержанту, который без лошади выглядел несколько растерянно. — Двадцать долларов за то, что доставите меня в Форт-Ли, к «Селле» у «Парк-отеля».
Хватило бы и десяти. За двадцать сержант включил сирену.
Когда полицейский «форд» пересекал Палисады,[8]пошел дождь. Разбрасывая грязь, машина пролетела по Главной улице в Форт-Ли, перевалила через трамвайные рельсы и пронеслась мимо киностудии, стеклянные стены которой блестели в свете уличных фонарей. За поселком они подъехали к «Селле», большому белому двухэтажному зданию с поляной для пикников.
Белл с широкой улыбкой вошел в здание. Столовая, которая по вечерам превращалась в бар, еще работала; в зале было шумно: актеры, операторы и режиссеры решили, что без солнца день для работы потерян. Группа певцов собралась у фортепиано.
Ты можешь отравиться со мной куда угодно
В моем старом «олдсмобиле».
Он увидел за угловым столом Марион, и сердце у него вдруг екнуло. Марион смеялась, разговаривая с двумя женщинами-режиссерами: Кристиной Бялобжецки, которая называла себя польской графиней, но говорила, на слух Белла, как уроженка Нового Орлеана, и черноволосой, черноглазой мадмуазель Дюваль с «Пате Фрер».[9]
Марион подняла голову. Увидела его в дверях и вскочила с радостной улыбкой. Белл побежал по залу. Они встретились на полпути, и он поднял ее и поцеловал.
— Какой замечательный сюрприз! — воскликнула Марион. Она была еще в рабочем костюме: в блузке, длинной юбке и облегающем жакете. Светлые волосы собраны в узел, чтобы не мешали, и открывают длинную изящную шею.
— Ты прекрасно выглядишь.
— Лжец! Я выгляжу так, как должна, поднявшись в пять утра.
— Ты знаешь, я никогда не лгу. Выглядишь ослепительно.
— Ты тоже. Ты ел?
— Обедал в поезде.
— Пойдем. Присоединяйся к нам. Или хочешь, чтобы мы посидели одни?
— Я бы сначала поздоровался.
Подошел хозяин отеля, широко улыбаясь при воспоминаниях о предыдущем посещении Белла и потирая руки.
— Снова шампанского, мистер Белл?
