Паскаль рассмеялся, посуда в шкафу задребезжала, поезд на товарной станции снова заскрипел колесами. На кухонном полу под ногами скрипели песок и крошки.
— Твою мать, здесь же сплошная грязь кругом, не видишь разве?! закричал я на него. Шум от проносящегося поезда многократно усилился. Ему нельзя было приводить сюда Анну, касаться ее, разговаривать с ней. Он не имел на это права.
Мы с Анной встречались каждый день, но никогда не оставались наедине. Сначала ее подруга Моника, а потом Паскаль были третьими лишними. Первая мысль, которая приходила мне в голову после пробуждения: на какой пляж она поедет сегодня? Туда я и отправлялся. Иногда она оставляла записку. Паскаль всегда думал, что это для него, но я был уверен, что сообщение предназначалось мне.
Паскаль кинул в меня газетой:
— Черт, да скажи ты что-нибудь… Ну, обещаешь?
Я резко швырнул в него газету — она угодила прямо в лоб, — взял ключи от машины и вышел. Но идти мне было некуда. По какой-то необъяснимой причине Анна принадлежала ему, а его жалкая комнатенка была и моей тоже. Как бы сильно я ни желал, ничего нельзя было изменить. Кроме комнаты, у меня имелась доска для серфинга, несколько пар джинсов и рубашек и машина. Большего не позволял бюджет поездки. Отец пришел бы в ужас, узнав, как я трачу его деньги, но в то время я делал все вопреки его желаниям и планам.
Я просто хотел жить самостоятельно. Отец знал, что его денег хватало на мою скромную студенческую жизнь, и меня это вполне устраивало. Он представлял себе мою жизнь повторением своей собственной. На мне непременно свежая отглаженная рубашка, я занимаюсь днями напролет в уютной комнате, читаю, жду ужина и начала семестра. Он не имел ни малейшего представления о том, что я оставил учебу и уже целый год исследую побережье Атлантики в поисках высоких волн. Не знал, что я собираюсь остаться здесь еще на год, не в силах оторваться от моря. И конечно, он и подумать не мог, что я стал похожим на странных бродяг на побережье, даже внешне не отличался от них. Серфингисты съезжались сюда со всего света, наслаждались ветром и волнами и совершенно не интересовались внешним миром.
Я быстро вышел из дома. Может, я встречу Анну по дороге. Но что мне ей сказать? Как помешать ей увидеться с ним? Задержать пустой болтовней? Солгать, что ее новый парень, Паскаль, болен всеми самыми ужасными болезнями, маньяк и псих? Что он считает ее исключительно порочной и легкодоступной девицей? Что он сукин сын?
Черт! Проклятье!
Анна.
Я нигде ее не видел.
Ей нельзя идти к Паскалю и позволять ему прикасаться к себе. Хрупкие ростки чувств, вспыхнувших между нами, будут уничтожены в ту секунду, когда она увидит, как я живу. До этой минуты мы только обменивались взглядами, жестами, еле уловимыми намеками… В сущности, мы еще совсем не знали друг друга. Близкие отношения могли и вовсе не начаться, как часто бывает, а могли… Наши зарождающиеся чувства, исполненные искренности и радости, исчезнут навсегда, как только она увидит мои грязные простыни и разбросанную одежду, перепачканную мокрым песком, в съемной комнатушке у железнодорожной сортировочной станции.
Анна.
Я нигде ее не видел, хотя научился находить ее первым, различать в темноте и в солнечном свете, выделять именно ее движения в толпе людей. Я постоянно искал ее и все-таки нашел первым, задолго до Паскаля.
Для непосвященных мы с Паскалем были лучшими друзьями и вместе занимались серфингом, что в принципе соответствовало реальности, но по большей части мы вместе искали Анну. На ее поиски у нас уходили часы, если утром мы не встречались за завтраком или у пирса на Большом пляже. Мы кружили по самым отдаленным местам, и в конечном счете я всегда находил ее. Это была моя личная победа. И я всегда устраивал так, чтобы она оставалась с нами весь день. Она любила расположиться на заднем сиденье в моей машине, где лежали сухой купальный халат, подушка и свежая газета. Светлая кожа Анны не переносила сильного солнца, поэтому она обычно открывала все окна, куталась в халат и читала.
Картины прошлого часто возвращаются ко мне. Ее огненные волосы на голубом халате, Паскаль вытягивается рядом с ней, соленая вода стекает по ее лицу. Она смеется, а он начинает целовать ее. Закрепляя доски для серфинга на крыше машины, я наблюдаю, как они страстно целуются, а она тонкими руками обнимает его спину.
Анна.
Она так и не встретилась мне по дороге. Я спустился в подвал кафе «Колонны», где гремела музыка, и заказал первую кружку пива. Если эти двое проведут сегодняшнюю ночь вместе, я напьюсь. Если они будут заниматься сексом в нашей убогой комнате, я буду делать то же самое в другой съемной квартире. Если напряжение их сплетенных тел будет ослабевать во сне под звуки ночного поезда, грохочущего мимо, то переплюну их и в этом.
Думаю, Паскаль догадывался о моем чувстве к Анне и о том, что оно не было безответным. А еще об изощренной игре между нами.
Я хотел его… Хотя ненавидел, когда он обнимал Анну, но одновременно распалялся. Желание не стало реальностью, после чего мое влечение к мужчинам прекратилось. Я по-прежнему замечаю привлекательность того или иного мужчины, но страсти ушли навсегда.
Моя тяга к мужчинам обнаружилась еще в школе. Сначала меня одолевала одна и та же фантазия о том, как я, стоя в раздевалке, касаюсь члена одноклассника, чувствую его шелковистую кожу, тяжесть в руке, силу эрекции. Это неизвестно откуда взявшееся желание никогда не пугало меня, не было и определенного объекта моих фантазий. Оно просто жило во мне, очевидное и сильное. И спустя годы исчезло неожиданно и бесследно.
Паскаль уехал из Биаррица вслед за Анной. Он собирался на фестиваль солнца в Перу, который проходил раз в сто лет.
— Такое нельзя пропустить, — говорил он, пакуя чемоданы.
Провожая Паскаля до вокзала, я знал, что никогда его не увижу вновь. Поезд подали на посадку, и мы в замешательстве поглядывали на часы. До отправления оставалось еще четверть часа, но Паскаль протянул руку и обхватил меня за шею, причинив боль. Когда он разжал эти странные объятия, я подумал, что в тот момент прикоснулся к Анне. Его собственное тело меня больше не волновало.
Анна исчезла за неделю до отъезда Паскаля, сразу после той ночи, когда я освободил для них комнату. Паскаль ничего не рассказывал, но я подозревал, что тогда все случилось совсем не так, как он хотел. Когда Анна сбежала, не сказав ни слова, он словно обезумел. Его отчаяние заставило меня серьезно взглянуть на ситуацию и повергло в панику. В тот день мы больше не притворялись, что ищем высокие волны, а колесили в моем автомобиле по всей округе. Мы расспросили всех наших знакомых, но безрезультатно.
Ближе к вечеру мы поняли, что Анна действительно пропала. Ее подруга притворялась спокойной, но я видел, что она еле сдерживала слезы, и вспомнил, как внезапно проснулся от проезжавшего поезда именно в то утро. Грохот вырвал меня из сна на несколько коротких секунд, прежде чем я повернулся в постели и снова заснул.
