— Про ваши литературные труды я узнал от адвоката мистера Матьюса, когда вчера вечером передавал ему документы, которые вы привезли с собой в Реджвуд. Оказалось, он из ваших почитателей, и одну книгу мне немедленно вручил.
— Которую? — с любопытством спросила Пэгги.
— «Дитя гнева». Ночью я прочел ее до самого конца. Признаюсь, история меня захватила. Вы писали о себе?
— В какой-то степени да, — призналась Пэгги. — Хотя и о других детях, которых знала по сиротским домам, тоже, конечно. Все персонажи — реальные лица. Вымышлены только место действия и имена, чтобы никто не мог подать на меня в суд.
— Вы с удовольствием писали эту книгу? — спросил Брюс.
Пэгги помедлила с ответом, ей хотелось быть точной.
— Мне всегда нравится писать, по крайней мере какую-то часть каждой книги. Иногда начало, иногда — другие главы. Но бывает, страницы рождаются в муках. Вот, например, первый мой роман. Он был слишком близок к правде. Так много о себе я никому и никогда не рассказывала. У меня душа изболелась, пока я не закончила. В то время я работала в универмаге. Стояла за прилавком по сорок часов в неделю, ночами сидела за машинкой. Когда рукопись была готова, я почувствовала облегчение: выговорилась до конца. Это как катарсис! — Она резко повернулась к Брюсу — понял ли он, что значит окунуться в горькое прошлое и наконец освободиться от него?..
Он молча коснулся ее плеча. Пэгги отвернулась, сделав вид, будто сейчас ее больше всего на свете интересуют пейзажи, мелькавшие за окошком автомобиля.
Все вокруг действительно поражало красотой. Дорогу окаймляли деревья, за которыми расстилались изумрудного цвета поля, сменявшиеся буйными садами.
— Мы выращиваем в основном картофель и яблоки. Некоторые участки сдаем в аренду фермерам. Но главная овощная культура — картофель.
— Знаете, я однажды написала рассказ, где действие происходит как раз в похожих местах. Я жила тогда в Айдахо. Даже сейчас чувствую вкус печеной на костре картошки и запах ботвы… Хотя здесь все-таки мне нравится больше. Впечатляет контраст. Горы и ровные поля. Изумительное сочетание.
В ответ Брюс лишь расплылся в улыбке, она же, наоборот, помрачнела.
Пэгги не любила вспоминать свой провал, но сегодня все как сговорились. Надо же было Джесси Морден извлечь на Свет божий тряпичную куклу, а управляющему Реджвудом вздумать повезти ее на картофельные поля. Знали бы они, что кукла и картошка сплелись когда-то в сюжет, вылившийся в рассказ «Моргуля».
Основой послужила история одной из приютских девочек, с которой Пэгги сдружилась. Худющая, нервная, она вызывала жалость и сочувствие. Звали ее Марго, а прозвали «моргулей» за беспрестанное подергивание веками — будто глаза все время были на мокром месте или в них попала соринка.
В приюте Марго оказалась, можно сказать, по собственной воле. Сам по себе факт редчайший, если не исключительный. И далеко не сразу посвятила Пэгги в свою тайну, взяв слово никогда и никому о ней не рассказывать. Не нищета, в которой жила девчушка, поразила Пэгги — обеспеченных среди таких, как они сами, разве встретишь? — а поступок, который та совершила.
Единственной ее игрушкой была красавица кукла, доставшаяся по воле случая во время рождественской ярмарки: дама, распоряжавшаяся благотворительной лотереей, обратила внимание, каким взглядом пожирала маленькая Марго нарядную, в кружевном платье куклу, служившую главным призом. Его-то неожиданно и получила девочка, с замиранием сердца уставившаяся на дорогую игрушку. Счастливая, она прибежала тогда домой, целыми днями любовалась фарфоровым личиком, расчесывала волосы, поправляла каждую складочку воздушного кукольного наряда. Не расставалась с ней, даже когда спала, бережно укладывая рядом со своей подушкой.
Кукла и впрямь оказалась хороша. Марго завидовали соседские дети и даже их мамаши — редко кто мог позволить себе купить такую — умеющую открывать и закрывать глаза, двигать руками и даже произносить «уа-уа»…
Счастье, озарившее жизнь Марго, длилось недолго. Проснувшись однажды утром, она обнаружила, что кукла исчезла. Отец обменял ее на три мешка семенной картошки: для него это был шанс не упустить драгоценное время посадки и гарантии приличного урожая, для Марго — предательство. В тот день девочка навсегда ушла из своего дома…
Перебирая в памяти судьбы своих товарок, Пэгги часто возвращалась к Марго. Чем не сюжет для рассказа, решила она и отважно взялась за перо. Писала вдохновенно, стараясь не упустить ни единой детали, добиваясь точности и правдивости в каждой мелочи быта, обстановки, образа жизни. Особенно старалась передать характер героини, отважившейся на такой шаг, ее психологию.
Как-то Пэгги показала рассказ своему издателю Майклу Эндроку — не сомневалась, ему понравится. И ошиблась. Эндрок назвал его фальшивым, лишенным социальной подкладки и психологической мотивации, старомодным. В сборник не включил и к двенадцатистраничному тексту «Моргули» больше ни разу не вернулся…
Самое обидное и несправедливое для Пэгги заключалось в том, что Эндрок усомнился в достоверности событий, которые описывались. А ведь все в этой истории чистейшая правда!
Подумать только, досадливо усмехнулась про себя Пэгги, когда врешь — тебе верят, как, например, сегодня утром Джесси Морден, радостно преподнесшая ей ватного уродца в гороховом платьице, а говоришь или пишешь правду — упрекают во лжи.
Приезд в Реджвуд — еще одно тому доказательство. Вряд ли Брюс Патерсон, посвящающий сейчас Пэгги в дела имения со всеми его «картофельными проблемами», принимает за чистую монету ее бескорыстный приезд сюда, хотя, видит бог, ей и в голову не могло прийти мечтать о каком-либо наследстве. Знала бы, в какую двусмысленную ситуацию попадет, отказалась бы от поездки. Да разве он поверит в ее искренность?.. Покосившись на Брюса, уверенно справлявшегося с разбитыми проселочными дорогами, Пэгги отвернулась к окошку «джипа»: раскинувшиеся окрест поля, горы вдали, высокое августовское небо действовали умиротворяюще, дышали вечностью, по сравнению с которой любые мирские терзания казались нелепыми. Пэгги вдруг ощутила в душе покой…
Ко времени ланча они наконец закончили осмотр полей. Пэгги теперь была буквально напичкана знаниями о картофеле. Все, с кем Брюс разговаривал, останавливая свою машину около людей, работавших на грядах, говорили либо об удобрениях и поливе, либо о вредителях.
— Наверно, теперь вы предпочтете иметь дело с картошкой в пакете из супермаркета, — заметив, что Пэгги устала, сказал Брюс, усмехаясь.
— Именно так, — пробормотала она, уже не пытаясь изображать живой интерес.
— Тогда пошли. — Брюс взял ее за руку и повел обратно к «джипу». — Съездим ко мне на ланч.
— Надеюсь, там не будет картофеля? — поморщилась Пэгги.
— Как судьба распорядится, — отшутился он.
Поездка к Патерсонам оказалась весьма короткой. Через каких-то пять минут они подкатили к большому бревенчатому дому, крепкому, хотя и потемневшему от времени.
