Я уже говорил, что внизу, под Янгменами, жили супруги Бард; в половине шестого, через десять минут после того, как из дому ушёл старик-портной, госпожа Бард проснулась: её разбудил шум, доносившийся с верхнего этажа. Казалось, что в квартире Янгменов бегают взад и вперёд дети. Лёгкий топот голых ног явственно слышался сверху.
Женщина стала прислушиваться и наконец сообразила, что всё это очень странно: с какой стати дети принялись бегать и резвиться в такой необычный час? Госпожа Бард разбудила мужа и обратила его внимание на необычный шум. Оба сели на постели и стали слушать. И вдруг…
Вдруг они услыхали громкий задыхающийся крик, и затем на пол над их головами упало что-то мягкое и тяжёлое.
Бард выскочил и бросился по лестнице вверх. Но на верхнюю площадку он не пошёл, ибо, ещё стоя на верхних ступенях, он заглянул в открытую дверь квартиры Янгменов. Его глазам представилось нечто такое, что заставило его дико закричать и поспешно броситься вниз. Ещё момент – и Бард стучался к Бевану, крича:
– Ради бога, откройте скорее! Здесь убийство!
Беван выскочил на лестницу. Он и сам слышал зловещий стук от падения чего-то тяжёлого. Оба – и Беван, и Бард – опять поднялись по скрипучей лестнице наверх. Золотые лучи июльского солнца освещали их бледные и перепуганные лица.
Но и на этот раз они не добрались до места. Они остановились на ступеньке, с которой была видна площадка. На пороге двери и на площадке виднелись лежащие белые фигуры. Эти фигуры были залиты кровью. Зрелище было прямо до ужаса нестерпимое!
На площадке виднелось всего три трупа, а по комнате кто-то ходил; этот кто-то вышел на площадку. Перепуганные соседи увидали перед собой Уильяма Годфри Янгмена. Он был в одном нижнем белье, весь перепачканный кровью. Один рукав рубашки был разорван и висел. Увидав перепуганных соседей, Уильям крикнул:
– Мистер Бард! Ради бога, приведите поскорее врача! Может быть, ещё можно кого-то спасти!
Соседи побежали по лестнице вниз, а Янгмен крикнул им вдогонку:
– Это всё моя мать наделала! Она зарезала мою невесту и братьев, а я, защищаясь от неё… кажется, убил её…
Это объяснение Янгмен повторял до самой своей смерти. Но соседям рассуждать было некогда. Они бросились каждый в свою комнату, поспешно оделись и выскочили на улицу искать врача и полицию. А Янгмен стоял на верхней площадке и всё повторял своё объяснение.
Я воображаю, как сладок показался Бевану и Барду летний утренний воздух после того, как они выскочили из этого проклятого дома; представляю, как удивлялись честные продавцы молока, глядя на этих двух растрёпанных и перепуганных людей. Но идти далеко им не пришлось. На углу улицы стоял городовой Джон Уорней, солидный и невозмутимый, как тот закон, который он представлял своей особой.
Городовой Уорней, вселяя в двух испуганных обывателей бодрость, медленно и с достоинством двинулся к дому, в котором произошла трагедия.
Увидав на лестнице лакированную каску полицейского, Янгмен вскричал:
– Глядите только, что здесь произошло! Что мне делать?
Констебль Уорней и при виде кровавых тел остался невозмутимым. Янгмену он дал самый своевременный и практический совет:
– Одевайтесь и следуйте за мной!
– Но за что? – воскликнул молодой человек. – Я убил мать, защищая себя, ведь и вы поступили бы так же. Я не нарушил закона!
Констебль Уорней не любил высказывать своих мнений о законе и был вполне убеждён, что лучшее, что может сделать в данном случае Янгмен, – это одеться и следовать за ним.
Между тем на улице перед домом стала собираться толпа и на место происшествия прибыли другой констебль и полицейский инспектор. Положение было совершенно ясное: правду или нет говорит Янгмен, но в убийстве матери он признался и, стало быть, должен быть арестован.
На полу был найден нож, погнувшийся от сильных ударов. Янгмен вынужден был признать, что этот нож принадлежит ему. Оглядели и трупы. Раны были ужасны: такие раны мог нанести только человек, обладающий мужской силой и энергией. Выяснилось, таким образом, что Янгмен заблуждается, называя себя жертвой обстоятельств. Совершенно напротив, Янгмен оказывался одним из величайших злодеев нашей эпохи.
Но прямых свидетелей не было: злодейская рука заставила замолчать всех – и невесту, и мать, и малолетних братьев. Бессмысленность этого ужасного преступления поразила всех. Негодование общества было чрезвычайно велико. Затем, когда открылось, что Янгмен застраховал в свою пользу жизнь бедной Мэри, стало казаться, что повод к преступлению найден. Обратили внимание на то, что обвиняемый лихорадочно торопился закончить дело со страховкой. И зачем он просил невесту уничтожить его письма? Это были наиболее тяжкие улики против Янгмена.
Но в то же время как Янгмен мог зарегистрировать и получить страховую сумму из общества «Аргус», не будучи ни мужем, ни родственником Мэри? Ведь всё это было до крайности нелепо и заставляло думать, что преступник или круглый невежда, или сумасшедший.
Стали исследовать дело с этой стороны, и оказалось, что безумие было не чуждо предкам Янгмена. Мать его матери и брат отца содержались в психиатрических больницах. Дед Янгмена (отец портного) также одно время находился в сумасшедшем доме, но перед смертью «пришёл в разум».
Основываясь на этих данных, приходилось признать, что деяние на Мэнор-плейс надо зарегистрировать не с уголовной, а с медицинской точки зрения. В наше гуманное время Янгмена едва ли бы повесили, но в 60-х годах на преступников глядели иначе.
Дело разбиралось в главном уголовном суде 16 августа. Председательствовал судья Уиллионс. На суде выяснилось, что нож, которым было совершено убийство, Янгмен приобрёл заблаговременно, он даже показывал его в каком-то кабачке своим знакомым, и один из них, добрый британец, преданный закону и порядку, тогда заметил, что мирному гражданину носить такой нож не пристало. Янгмен на это ответствовал:
– Всякий может защищать себя при надобности таким способом, какой сочтёт нужным.
Добрый британец едва ли подозревал, что беседует с невменяемым и находится на волосок от смерти.
Жизнь обвиняемого была подвергнута самому тщательному исследованию, но ничего компрометирующего этот анализ не дал. Янгмен продолжал упорно стоять на своём первоначальном показании. Судья Уиллионс в своём резюме сказал, что если бы обвиняемый говорил правду, это означало бы, что он обезоружил мать и отнял у неё нож. А если так, то зачем было убивать её? А он не только не удержался от насилия, но и нанёс ей несколько смертельных ран. И, кроме того, на руках убитой матери кровавых пятен не было найдено. Все эти данные были приняты во внимание присяжными, и они вынесли Янгмену обвинительный приговор.
На суде Янгмен держал себя спокойно, но, сидя в тюрьме, обнаружил свой раздражительный и злой нрав. Когда его посетил отец, Янгмен разразился в адрес старика бранью и упрёками, обвиняя его в том, что тот будто бы дурно обращался со своим семейством. Но он стал вне себя от бешенства, узнав, что трактирщик Спайсер посоветовал его покойной невесте скорее повеситься, нежели выходить за него, Янгмена, замуж. Этими словами Янгмен был уязвлён до крайности. Его самоуважение было не на шутку задето ими, а самоуважение было главной чертой в характере этого человека.
