— Значит, про русское. А ты совсем там не была, в России?
— Меня моя мама родила в — Иерушалайме. Десять лет назад.
— Хм… А у меня прошлой осенью три козленочка родились непосредственно. Две ярочки и один барашек. Жили в ящике фруктовом, бумажкой я им там застлал. Когда они родились, я пленочку им с головы снял и посыпал солью…
— Зачем? — испуганно спросила Мири.
— А затем. Посыпал солью и дал матери, козе, она соль любит, она их вылизала до полного блеска. Барашка-то я на семена оставил, а ярочек…
— Где живут сейчас ярочки? — заподозрив неладное, спросила Мири и остановилась. — Ты их ель?
Петр Иванович понял, что влип.
— Упаси Господь, — соврал он. — Подарил там… соседке одной…
— А главную козу. Маму?
— Козу продал, — с облегчением сказал Петр Иванович, ибо козу он действительно продал в Можайске. — Отвез на рынок и продал.
— Сколько шекелей ты получиль? — не унималась Мири.
— Хм, — сказала Мири, но допрос закончила. — Мы — уже. Иисус здесь.
7
Пройти сегодня, в неурочный день, Крестным ходом собралась большая разноперая толпа. В основном японцы христиане. Самолет у них задержался на сутки, и они не поспели к пятнице, когда отцы-францисканцы устраивают шествие по Скорбному пути. В связи с этим экскурсия начнется не от Гефсиманского сада, объяснили им, а по укороченной программе. Экскурсовод по-английски извинился перед группой за японцев, Мири переводила. Оказывается, она и по-английски секла, вот девка! Машку его, правда, тоже английскому обучали. Японцы почему-то все время виновато кланялись. Потом японцы разложили привезенный с собой металлический складной крест. Экскурсовод с неудовольствием рассматривал его.
Пройти Крестным ходом стоило десять шекелей — по-нашему, три доллара. Петр Иванович заплатил положенное, за девочку вполовину и, покуривая, ожидал команды.
— Экскьюоз ми… — обратился экскурсовод к нему, но, присмотревшись, тут же перешел на русский. — Можно вас?
Петр Иванович затушил папиросу и растерялся — все же Иисус Христос, а урны мусорной нет. Сунул окурок Мири.
— Подержи.
Экскурсовод завел его в подсобку, где давали напрокат кресты деревянные в человеческий рост, если не больше. Петр Иванович подошел к крестам.
— Кипарис, по запаху чую.
— Кипарисовый быть не может, — возразил экскурсовод. — Кедровый, наверное, — из Ливана…
— Кедровый тяжелее был бы в два раза. Кипарис, как отдать… Вот этот, думаю, сосна. Не наша сосна, но сосна. Советую его.
Экскурсовод согласился. Петр Иванович взвалил крест на плечо.
— А японский не подошел?
Экскурсовод поморщился:
— Галантерея.
— Почему? Я смотрел — титановый, крепкий. И полегче… Больше ничего брать не будем?
— А что еще? — удивился экскурсовод.
— Ну, венец там?
— Креста достаточно. Это ж символика!
Петр Иванович вышел из подсобки. Подскочила Мири.
— Крест руками не трог, — окоротил ее Петр Иванович. — Символ непосредственно.
— Лэдис энд джентльмен!.. — загундосил экскурсовод. — Виа Долороза…
— Не понял, — пробормотал Петр Иванович, поудобнее укладывая крест. — А я?
— Идем, идем. Я тебе все буду переводить, — дернула его за рукав Мири. Будешь понимать.
Пошли. Той самой дорогой, которой Петр Иванович с Мири перли от Стены Плача. Только обратно, выходит. Те же лавки, та же небойкая торговля… Вот он в Баку был в командировке — насосы авиационные для МИГ-21 отрабатывали, — его дружок на базар водил, вот это да, базар! Каждый к себе зовет, пробуй, дорогой, на части рвут, мамой-хлебом клянутся, по рукам колотят — звон стоит…
— Стой, — сказала ему Мири. — Кури свой сигарет.
Петр Иванович опустил крест на землю, вытер пот, достал «Беломор».
— Про что говорят?
— Здесь Иисуса били, когда он шел на Гольгофу.
— Понятно, — Петр Иванович закурил, потер натруженное плечо.
Японцы во всю щелкали фотоаппаратами. Жестами они вежливо просили попозировать с крестом на плече. Петр Иванович, не вынимая папиросы изо рта, взвалил крест на плечо. Защелкали фотоаппараты. Японцы, сложив руки на груди, — как чурки молятся Аллаху — благодарственно покланивались Петру Ивановичу. Петр Иванович сдержанно кивал им: «Ничего, ничего, пожалуйста…» Собой он остался недоволен. Проверял со стороны: смешон он был или все нормально? Да вроде ничего.
Невдалеке старый араб жарил шашлыки, кебабы. Вентилятор раздувал угли. Готовое мясо шашлычник упаковывал в лепешки, добавляя зелень и соус. Кусок мяса съехал с шампура на землю. Араб поднял его, обдул и сунул в лепешку.
Петр Иванович протянул Мири деньги.
— Поди купи две штуки.
— Уже надо идти, — помотала головой девочка, — Потом еще будет.
Петр Иванович взвалил крест на другое плечо, сбил шляпу с головы. Шляпа укатилась к часовне, где, оказывается, бичевали Христа. С алтарной стороны светились мудреные витражи. Пока Мири догоняла шляпу, Петр Иванович хотел узнать у экскурсовода про технологию изготовления витражей, но тот уже забарабанил по-английски. Вернулась Мири, принесла шляпу. Петр Иванович повлек крест дальше.
Возле одной из четырнадцати станций — остановок на последнем мученическом пути Христа — у маленькой часовенки пацанята играли в футбол. Экскурсовод отогнал их. Группа остановилась. Петр Иванович тяжело вздохнул: и здесь они с Мири уже были.
— Здесь ваш Христос упаль первый раз, — прошептала Мири.
— Почему?
— Крест тяжелый несет. Он усталь. Он идет на свою Гольгофу.
Петр Иванович невольно подергал плечом: действительно тяжело.
— А где Голгофа?
Мири пожала плечами.
— Мешаете, господа. — Экскурсовод недовольно посмотрел на них. — Вопросы потом.
Солнце уже не висело над головой, но жара и не думала униматься.
На следующей станции Петр Иванович курить уже не хотел — в горле пересохло. Он кивнул Мири: чего здесь?
— Ему пот вытерла проститутка.
— Мария Магдалина? — Петр Иванович сглотнул слюну.
— Нет, другая. Вероника. Он на Гольгофу идет.
Петр Иванович разочарованно вытер пот свободной рукой.
— Вероника какая-то… Магдалины мало им… Голгофа где? Спроси у него, где Голгофа?
— А зачем ты его сам не спросишь? — испуганно прошептала девочка. — Он знает русский язык. Будешь пить? — Она достала бутыль с водой.
