Всякий раз, когда заканчивалась смена, Енох шел в парк и обходил его по определенному маршруту. Первым делом направлялся к бассейну. Он боялся воды, но если в бассейне купались женщины, садился наверху и смотрел на них. Одна женщина, приходившая по понедельникам, носила купальник с прорехами на бедрах. Енох решил, что она не знает, что купальник дырявый и, вместо того чтобы наблюдать за пей открыто, подглядывал, хихикая, из кустов. В бассейне никого не было, толпа собиралась только к четырем часам, и никто не мог рассказать женщине что, купальник порван, так что она безмятежно плескалась в воде, а потом ложилась на берегу и с час отдыхала не подозревая, что кто-то наблюдает за ней из кустов. Но как-то раз Енох задержался подольше и увидел сразу трех женщин в купальниках с точно такими же разрезами: в бассейне была куча народа, но никто не обращал на них внимания. Енох не переставал удивляться городским нравам. Когда ему было нужно, он ходил к шлюхе, но его всегда поражало, если вольность проявляли на публике. Так что ради приличия он залезал в кусты. Очень часто женщины спускали лямки купальников с плеч и так ложились загорать.
Парк был сердцем города. Когда Енох приехал в город, кровь сразу подсказала ему, что нужно забраться в самый центр. Каждый день он смотрел на сердце города, каждый день; и был так потрясен, охвачен таким благоговейным страхом и переполнен чувствами, что от одной мысли об этом начинал потеть. Здесь, в центре парка, он совершил открытие. Это была настоящая тайна, хоть она и лежала в стеклянном ящике у всех на виду и даже сопровождалась машинописной табличкой, которая все объясняла. Но было нечто, о чем табличка поведать не могла, и это знание, жуткое и безмолвное, росло у Еноха внутри, точно гигантский нерв. Он знал, что не может показать эту тайну первому встречному — только особенному человеку. И человек этот должен быть обязательно не местным, хотя Енох не знал, почему. Он был уверен, что узнает его при встрече, знал, что это случится скоро; в противном случае нерв, зреющий у него внутри, вырастет до таких размеров, что Еноху придется украсть автомобиль, ограбить банк или наброситься на женщину в темном переулке. Все утро кровь твердила ему, что человек, которого он ждет, появится именно сегодня.
Енох оставил сменщика и направился к бассейну по потайной тропинке за женским душем; отсюда, с небольшой полянки, был виден весь бассейн. В неподвижной бутылочно-зеленой воде никого не было, но он заметил, что с другой стороны к душевой идет женщина с двумя мальчиками. Она приходила почти каждый день и всегда приводила детей. Обычно они залезали в воду, плавали, а потом женщина ложилась на бортике загорать. У нее был пятнистый купальник, висевший мешком, и наблюдение за ней доставляло Еноху огромное удовольствие. Он ушел с полянки, поднялся по склону к зарослям кустарника. Проход среди кустов напоминал тоннель, и, пробравшись по нему, Енох занял облюбованное место. Он уселся и раздвинул ветки, чтобы лучше видеть. Его лицо красным пятном выделялось в зелени. Прохожий, заглянув сюда, вероятно, решил бы, что встретил дьявола, и скатился бы по склону в бассейн. Женщина с детьми вошла в душевую.
Енох никогда не шел сразу в темный тайный центр парка. Это было главным событием дня. Все остальное служило лишь гарниром к основному блюду. Когда ему надоест сидеть в кустах, он пойдет в «Прохладную бутылочку» — закусочную в форме бутылки с апельсиновым напитком, с синей изморосью на горлышке. Там он возьмет шоколадный коктейль и будет заигрывать с буфетчицей, которая, как ему казалось, тайно в него влюблена. Потом пойдет смотреть на
зверей. Звери сидели в длинном ряду стальных клеток, точно в тюрьме «Алькатрас» в кино. Зимой клетки обогревались, летом охлаждались кондиционером, целых шесть человек обслуживали зверей, кормили их отбивными. Звери же ничего не делали — только валялись. Енох смотрел на них каждый день, полный благоговения и ненависти. И лишь потом шел в то самое место.
Два мальчика выбежали из душевой, шлепнулись в воду, и тут на дороге с другой стороны бассейна раздался дикий скрежет. Енох высунул голову из кустов. Он увидел большой автомобиль мышиного цвета, трещавший так громко, словно мотор пытался вырваться из его недр. Машина проехала, он слышал, как она трещит на повороте и едет дальше. Енох прислушался, стараясь уловить, когда она остановится. Шум сначала удалялся, потом снова стал нарастать. Машина проехала еще раз. Енох заметил, что внутри только один человек, мужчина. Треск стал стихать, потом раздался громче. Машина проехала в третий раз и остановилась на другом краю бассейна — точно напротив Еноха. Водитель высунул голову из окна и стал осматривать склоны и воду, в которой плескались мальчишки. Дверца с той стороны, где сидел водитель, была примотана веревкой. Человек вышел с другой стороны и стал спускаться по склону к бассейну. На полпути он остановился, словно кого-то поджидая, затем решительно сел на траву. Он был в голубом костюме и черной шляпе. Он сел, поджав ноги.
— Будь я проклят! — сказал Енох. — Черт возьми!
Он стал поспешно выбираться из своего убежища, сердце его стучало быстро, точно один из тех мотоциклов, на которых ребята на ярмарках гоняют по стенкам в яме. Он даже помнил имя этого человека: мистер Хейзел Моутс. Енох тут же выполз на четвереньках из кустов и посмотрел вниз. Голубая фигура сидела в том же положении. Казалось, ее прижимает к траве гигантская незримая рука, и, стоит руке приподняться, человек перепрыгнет весь бассейн все с тем же выражением лица.
Женщина вышла из душевой и залезла на вышку. Она растопырила руки и стала с грохотом подпрыгивать на доске. Затем изогнулась, прыгнула и скрылась под водой. Голова мистера Хейзела Моутса медленно повернулась — он проследил за ее полетом.
Енох вскочил, сбежал по тропинке мимо душевой, крадучись вышел с другой стороны и направился к Хейзу. Он шел по траве на обочине дороги, стараясь не шуметь. Оказавшись точно за Хейзом, он сел прямо за его спиной на склоне. Будь его руки длиной в десять футов, он мог бы положить их Хейзу на плечи. Енох стал внимательно смотреть на него.
Женщина, подтянувшись у бортика, начала вылезать из бассейна. Сначала появилось лицо в натянутой по самые глаза резиновой шапочке, похожей на бинты, — мертвенно-бледное с острыми торчащими зубами. Она подтянулась, вытащила из воды толстую ногу, потом другую, села на корточки, отдуваясь. Встала, отряхнулась, потопала в натекшей воде и, заметив Хейза и Еноха, ухмыльнулась. Енох видел часть лица Хейзела Моутса, обращенную к женщине. Хейз не улыбнулся в ответ, продолжая смотреть, как она, потопав, ложится загорать почти точно под тем местом, где они сидели. Еноху пришлось подползти ближе, чтобы лучше видеть.
Женщина села на солнце, стянула шапочку. Ее короткие спутанные волосы переливались множеством цветов — от рыжего до желтого с прозеленью. Она потрясла головой и снова бросила взгляд на Хейзела Моутса, обнажив в усмешке острые зубы. Потом растянулась на солнце, задрав ноги и опершись спиной о бетонный бортик. Мальчишки в воде били друг друга головами о стенку бассейна. Женщина покрутилась, укладываясь поудобней, потом приподнялась и спустила с плеч лямки купальника.
— Иисус Всемогущий! — прошептал Енох; он не мог оторвать глаз от женщины, а Хейзел Моутс тем временем вскочил и оказался почти у самой машины. Женщина сидела, спустив купальник почти наполовину, и Енох вынужден был смотреть сразу в обе стороны.
