Ознакомительная версия. Доступно 6 страниц из 29
Мне внезапно хочется пнуть его в затылок. Он стоит на коленях перед Линой и мажет рану антибактериальной мазью. Уверенное скольжение его пальцев по ее коже гипнотизирует меня. Похоже, он привык прикасаться к ней. «Она была моей!» – хочу заорать я и загоняю эти слова обратно.
– Тебе надо пойти в больницу.
Я обращаюсь к Лине, но и тут вмешивается Алекс.
– А потом она выложит им, что пострадала во время рейда на андеграундной вечеринке?
Верно… но реплика Алекса ничуть не убавляет моей иррациональной обиды. Мне не нравится, что он настолько самоуверен.
– Уже почти не болит, – мягко говорит Лина.
Таким тоном родители уговаривают упрямого ребенка. У меня снова возникает ощущение, что я вижу ее впервые в жизни. Она – подобна фигуре за натянутым холстом, лишь силуэт, неясные очертания. Я не узнаю ее. И я больше не могу просто стоять и смотреть, поэтому я опускаюсь на корточки и буквально отпихиваю Алекса.
– Ты неправильно делаешь, – заявляю я. – Дай я.
– Слушаюсь, мэм. – Он отодвигается без возражений, но продолжает за мной наблюдать.
Надеюсь, он не заметит, что у меня трясутся руки.
А Лина начинает хихикать. Я удивляюсь и чуть не роняю бинт. Вскоре Лина сгибается пополам от смеха и поспешно зажимает рот ладонью, чтобы приглушить звук. Алекс молчит – вероятно, он потрясен не меньше моего – а затем тоже фыркает. Спустя мгновение они оба хохочут до упаду.
Я начинаю вторить им. Какая абсурдная ситуация! Я пришла сюда извиниться, сказать Лине, что вела себя неправильно, а вместо этого я застукала ее с парнем. Вопреки ее же предостережениям именно Лина подхватила амор делириа. У нее появился секрет – робкая Лина, ненавидящая даже отвечать у доски, тайком шастает по ночам и нарушает правила. Смех переходит в спазмы. У меня начинает болеть живот, а по щекам текут слезы.
Вспомню ли я об этом лете, когда оно закончится?
Сдвоенное ощущение удовольствия и боли: угнетающая жара, холод океана. Поедание мороженого с такой скоростью, что начинают болеть зубы. Бесконечные, скучные вечера у Харгроувов, набивание желудка незнакомой едой. Посиделки с Линой и Алексом в Хайлендсе, в доме номер тридцать семь по Брукс-стрит. Прекрасный закат, заливающий небо кровью. Понимание того, что мы на день ближе к нашему исцелению.
Лина и Алекс.
Я снова обрела Лину, но она изменилась. Но она с каждым днем чуть больше отдаляется от меня, как будто уходит у меня на глазах по темному коридору. Даже когда мы одни, что случается редко, – Алекс почти всегда с нами – в ней ощущается некая расплывчатость. Она плывет по жизни в скорлупе своих грез. Лина разговаривает со своим парнем на языке шепотков и смешков. Их слова превращаются в стену из шипов, которая встает между нами.
Но я счастлива за нее.
А иногда, перед тем как заснуть, в самый уязвимый момент, я ревную.
Что еще я буду вспоминать?
Как Фред Харгроув в первый раз поцеловал меня в щеку. Прикосновение его сухих губ к моей коже.
Как мы плавали с Линой наперегонки к буйкам в Бэк-Коув. Она улыбнулась, признаваясь, что плескалась так же с Алексом. Позже мы вернулись на берег. Оказалось, что моя газировка нагрелась, сделалась приторной и ее стало совершенно невозможно пить.
Как я встретилась с Анжеликой после исцеления. Она помогала матери подстригать розы перед домом. Она весело помахала мне, а взгляд у нее был несфокусированный и туманный.
После той вечеринки я ни разу не видела Стива Хилта.
Зато повсюду были слухи: о заразных, о сопротивлении, о новых вспышках болезни. Улицы пестрели от объявлений.
Вознаграждение за сведения.
Если вы что-то увидели – доложите нам.
Мир стал бумажным. Листовки шуршат на ветру, шипят свои послания, полные яда и ревности.
Если вам что-то известно – скажите.
Прости, Лина.
Аннабель
Сейчас
Когда я была девочкой, однажды целое лето шел снег. По утрам тусклое солнце поднималось в дымно-сером небе и висело во мгле. По вечерам оно садилось, оранжевое и побежденное, как тлеющие угли угасающего пламени.
А хлопья падали на землю – не холодные на ощупь, но по-своему жгучие. Ветер нес запах дыма.
Отец с матерью часто усаживали нас смотреть новости. Показывали всегда одно и то же. Маленькие городки быстро эвакуированы, мегаполисы окружены стенами. Благодарные граждане машут из окон сверкающих автобусов, когда их увозят навстречу новому будущему, полному безукоризненного счастья. К существованию без боли.
– Видите? – объясняла мать, по очереди улыбаясь мне и моей сестре Кэрол. – Мы живем в величайшей стране в мире. Как повезло!
Но пепел продолжал кружиться, а запах смерти заползал в щель под дверью, впитывался в ковры и занавески.
Возможно ли говорить правду в обществе обмана?
А если ты врешь лжецу, грех нейтрализуется или наоборот?
Такие вопросы задаю я себе сейчас, в бесцветные часы, когда день и ночь стали неразличимы. Нет. Неправда. Днем ходят стражники, разносят еду и забирают ведро. А по ночам стонут и кричат заключенные. Счастливцы. Они верят, что голосом можно чего-нибудь добиться. Остальные уже многое поняли и научились молчать.
Интересно, что теперь делает Лина? Мне всегда хочется это знать. И как Рэйчел? Обе они – мои девочки, красивые и большеглазые. Но о Рэйчел я меньше беспокоюсь. Рэйчел покрепче Лины. Она дерзкая, упрямая, неистовая, менее чувствительная. Даже в детстве она пугала меня. Рэйчел переняла характер от отца.
Но Лина… маленькая прелестная Лина с растрепанными волосами и румяными щечками. Она уносила пауков с тротуара, чтобы их не раздавили. Тихая, задумчивая Лина, с милой шепелявостью, разбивающей сердце. А ее передние зубы до сих пор частично заходят один за другой? Смущается ли она, когда выговаривает «сушка» и «карандаш»? Стали ли ее легонькие тонкие волосы прямыми и длинными или начали завиваться?
Верит ли она в ложь, которую ей твердят?
Я ведь сделалась вруньей. Я лгу, когда улыбаюсь и возвращаю пустой поднос. И когда прошу принести Руководство «Ббс», притворяясь, что раскаялась.
Я лгу самим своим пребыванием здесь, в темноте, на моей койке.
Скоро все будет окончено. Я сбегу.
Тогда
Когда я впервые увидела отца Рэйчел и Лины, я поняла, что я влюблюсь в него и выйду за него замуж. И я знала, что он никогда не полюбит меня в ответ, но мне это будет безразлично.
Представьте меня: семнадцатилетняя, тощая, испуганная. В безразмерной джинсовой куртке, купленной в магазине подержанных вещей. Обмотанная шарфом ручной вязки, который не защищает от декабрьского ветра, завывающего над Чарльз-ривер. Вихри сдувают снег с тротуаров. Люди выглядят точь-в-точь как призраки. Они бредут в сумраке, наклонившись навстречу его ярости.
Ознакомительная версия. Доступно 6 страниц из 29
